Она держала передо мной какой-то инструмент и заставила меня стоять прямо, пока не получила нужные данные. Ее лицо смягчилось.
— Ты чист. Ты не подвергся действию токсинов. Я глубоко вздохнул, припоминая, что находили разведчики Тау в рифах: ферменты, которые превращали кишки и легкие человека в гниющую грязь, вирусы, запускающие механизм самопроизвольной неконтролируемой клеточной мутации. Мои брюки и рубашка были влажными, испачканными чем-то непонятным, и запах этого вещества был совершенно незнакомым. Я почувствовал, как по телу поползли мурашки.
— Тогда я хочу сказать пару слов. Первое — спасибо.
Хокинс снова взглянула на меня. Ее глаза были колючими, но уже не злыми.
— И вопрос: как часто вы теряете разведчика?
— Повреждения редки, — сказала она, повысив голос и глядя на сжатые губы официальных представителей Тау, на нахмуренные лица инспекторов. — Летального исхода никогда не было.
— Это не совсем то, что слышал я. — Сабан уже успокоился и ничем не выделялся в группе рабочих. — Если это так безопасно, почему же вы используете для разведки в рифах наемных рабочих, а не своих людей?
Она прикусила губу. Вмешался Протс:
— Мы никого не посылаем в рифы, если фактор риска не отвечает нашим стандартам безопасности.
— Уверен, что они весьма строги, — сказал я, и Протс заткнулся. Я посмотрел на инспекторов: — Почему вы не спросите рабочих о том, что происходит здесь на самом деле?
Чья-то рука легла на мое плечо, и кто-то позади меня сказал:
— Не слушайте его. Он просто в шоке. Его не стоило допускать к пользованию снаряжением. У него нет опыта, и он чуть не угробил себя.
Это был Эзра. Я развернулся и стряхнул его руку.
— Это чертово снаряжение было неисправно! Я тут ни при чем.
— Заткнись, — прошипел он. — Все, что ты делал с момента нашего прибытия сюда, это влипал в истории. В виде исключения, неси ответственность за свои действия.
— Эзра, — голос Киссиндры скользнул ножом между нами. — Не ты несешь ответственность за экспедицию. — Она вплотную подошла к нему. — Это не твое дело и не твое право — делать замечания.
— Ладно. Но если ты не делаешь этого, значит, должен сделать кто-то другой, — прошипел он.
Кисс покраснела.
— Почему ты всегда принимаешь его сторону? — указал на меня Эзра, прежде чем она успела ответить ему. — Ты хочешь дать ему разрушить все, что у нас здесь есть? — Он обвел рукой стоящих вокруг нас, но что-то в его лице говорило, что он имеет в виду только себя и ее, их близость.
— Эзра, — сказала она. Ее лицо смягчилось. — Ты не понимаешь.
— А мне кажется, я как раз понимаю. — Он повернулся и пошел прочь, как будто все — и члены экспедиции, и техники, и представители Тау, и инспектора, наблюдающие за нами, — исчезли.
Я проводил его глазами и обернулся, надеясь, что кто-нибудь из инспекторов говорит с рабочими. Если бы.
— Почему вы не спросите рабочих, которые постоянно пользуются этим снаряжением, насколько оно безопасно? И есть ли у них выбор: пользоваться им или нет?
— Они работают по найму, — резко сказал Протс. — Их посвящают в технологию, они ничего не смыслят в системе безопасности Тау. Мы защищаем их таким способом, который они даже не осознают.
— У них есть право отказаться от использования этих костюмов? — спросил я. — Что будет, если они откажутся? — Никто не ответил мне. — У них нет таких прав. — Я повернулся к инспекторам: — Рабочих по найму поставляет ФТУ. Вы должны заботиться об их безопасности, вы должны быть уверены, что Тау не убивает их. Выполняйте свою работу…
— Кот, — прервала меня Киссиндра, не дав возможности инспекторам ответить на вопрос, к которому, как они думали, я подходил. — Не затрагивай политику, — сказала она, и небрежный тон не соответствовал выражению ее глаз. — Мы здесь не за тем.
Я взглянул на нее и отвел глаза.
— Но вы здесь за этим, — крикнул я инспекторам.
Наконец один из них неохотно ответил:
— Мы проверим это, — сказал он, взглянув на женщину.
— Мы не угнетаем наших рабочих, — нетерпеливо вмешался Протс.
— Ваших рабов, — уточнил я.
— Они не рабы! — вспылила Киссиндра, и ее гнев испугал меня. — Контрактный труд создает миры. Агентство дает этим людям шанс…
— Да что ты об этом знаешь? — удивился я.
— Мой дедушка был рабочим по найму. Я изумленно посмотрел на нее.
— Это дало ему старт. И он смог добиться хорошей жизни для себя и своей семьи.
Я опустил глаза на свое запястье, прикрытое браслетом.
— Да, — прошептал я. — А мне это дало только шрамы.
Ее щека дернулась.
— Мы подготовили некоторые из наших приспособлений для исследования и производства, чтобы они были доступны для проверки, — сказал Протс. На какое-то мгновение я подумал, что он говорит это мне. Но он обращался к инспекторам. Он встретил мой взгляд и сказал: — Приглашаем вас составить нам компанию. Вы убедитесь, что мы не монстры.
В этих словах было больше негодования, нежели самодовольства. Он так слепо верил в кейретсу, что не мог понять, почему кому-то может прийти в голову спрашивать, как они делают свое дело или распоряжаются жизнью своих граждан.
— Дерьмовый денек у меня был сегодня, — ответил я. — Пожалуй, с меня хватит. — Я пошел.
— Завтра, — сказал он. — Это будет завтра.
Я продолжал свой путь, наклонив голову, глядя, как земля под ногами лентой уходит назад, пока не отошел подальше от людей. Рифы поднимались впереди, я приближался к ним, вспоминая ощущения, охватившие меня, когда я шел сюда в костюме. Вхождение внутрь рифа, слияние с ним…
И я не боялся. Это удивило меня. Меня переполнило почти стремление. Как будто то, что я сделал, вовсе не грозило мне гибелью. Я помнил только то, что я испытал восторг, стал частью чего-то неописуемого и в то же время очень знакомого… как единение: глубочайшая, наиболее сокровенная форма общения между псионами; то, что было бы невозможно, если бы псионы принадлежали к человечеству. Но рифы как-то возродили мою пси-способность, заставили меня реагировать… вернули мне цельность. И вот я снова, как раньше, стоял перед рифом, но на этот раз на мне не было костюма — чуда техники, позволившего мне пройти сквозь стены. Я вытянул руки, надавив ими на мшистую, волокнистую растительность, устилавшую поверхность рифа, почувствовал, как мягок и податлив мох, а поверхность сопротивляется, слегка отталкивая. Я надавил сильнее, и руки мои вошли в глинистую землю. Я застыл в такой позе, окаменев, прислушиваясь…
— Ты действительно хочешь снова войти в риф? — раздался голос позади меня.
Я удивленно повернулся.
Лус Воуно стоял позади меня, наклонив голову, переводя взгляд с моего лица на риф, на руки, погруженные в его поверхность до запястий.
Я с легким усилием оторвал руки от рифа и осознал, что окоченел от холода, стоя здесь, как загипнотизированный, в одной своей влажной, смердящей рубашке.
— Я думал, тебя уже нет здесь, — сказал я.
— У меня еще есть тут дела, — сказал Воуно.
Я взглянул на него и отвел взгляд.
— Гидраны называют их священными. — Он смотрел на крутой, затененный подъем подошвы рифа, его пальцы касались мешочка, висевшего у него на груди.
— Знаю, — сказал я.
— Они говорят, что испытывают экстаз, некое откровение при виде облачных китов. Это ментальное наследие…
— Я знаю.
— Знаешь? — Он слегка нахмурился, на его лице отразилось любопытство. — Я думал, что ты не можешь пользоваться своими пси-способностями.
Я вспомнил наш разговор с Сандом и Перримидом, который он слышал.
— Я не могу контролировать их. Но там, внутри рифа, я чувствовал что-то.
— Техник сказала, что это было кислородное голодание. Необычайный восторг от рифов. Это происходит, когда костюм выходит из строя. Ты знаешь, что твои губы были синими, когда ты вышел наружу?
— Я не галлюцинировал.
Он пожал плечами и промолчал. Я понял, что он не верит мне.
— Как часто ломаются костюмы? — спросил я.
— Не знаю. Это не моя сфера. Я наблюдатель. И все.
— Верно, — сказал я. — Ты только следуешь приказам. — Я собрался уходить.
— Эй! — окликнул он меня.