Мы продолжили свой путь через зону разработки матрицы пешком. Меня заинтересовало, пытались ли Натаза нарочно изнурить инспекторов, рассеять их внимание, заставив их плюнуть и быстрее вернуться назад. Если они хотели сделать это, то у них не получалось. Инспектора шли как автоматы — такие же неутомимые, такие же бесстрастные. Я сказал себе, что они могут подвергать все сомнению, запоминать данные, анализировать их, пользуясь усилением, которого я не мог ни увидеть, ни почувствовать. Но, возможно, они ничего этого и не делали. Меня заинтересовало, почему перила лестниц, по которым мы карабкались, выглядели новее, чем металл ступенек. Я подумал, выдержат ли они мой вес, если я оступлюсь и упаду на них. Интересно, все ли работающие в этом месте будут носить защитные костюмы или хотя бы иметь их, когда мы уйдем?
Я помнил шахты — далеко в Колониях Рака. Они обеспечивали всю Федерацию человечества телхассиумом, который нужен был для космических кораблей и межзвездных станций. Там руду добывали наемные рабочие, потому что это была опасная, грязная работа на осколке звезды в сорока пяти сотнях световых лет от любого цивилизованного мира. Простая экономика: там жизнь каторжников стоила гораздо меньше, чем новейшая технология.
Рудники на Синдере подчинялись ФТУ, Управление инспектировало их, и, когда я работал там, мы не носили защитные костюмы или хотя бы дыхательные маски для фильтрации радиоактивной пыли, которая превращала легкие в дерьмо. Сорок пять процентов рабочих, посланных в шахты, не доживали до конца своего контракта.
Я отстал от группы и обратился к одному из рабочих, который остановился в сторонке, чтобы дать нам пройти.
— Ты всегда носишь генераторы поля? — спросил я. — Или это снаряжение только для виду?
Поначалу он взглянул на меня, словно не веря, что я разговариваю именно с ним, затем его взгляд стал жестче. Я понял, что он смотрел в мои глаза. Глаза гидрана.
— Уберись от меня, урод, — процедил он.
Кто-то схватил меня за руку, разворачивая. Это оказался один из легионеров, следивших, чтобы мы держались вместе.
— Держись в стороне от рабочих, — сказал он. — А то, вероятно, тебе захочется присоединиться к ним.
— Что ты сказал? — прошептал я, чувствуя, что суть ускользает из моего сознания.
— Он сказал: «Извините меня, сэр, но в целях безопасности мы просим вас оставаться с группой». — Бурнелл Натаза подошел к нам, окинув своего человека жестким взглядом.
Сжав губы, он повел меня дальше и удостоверился, что я присоединился к остальным. После этого он оставался рядом со мной, и я был ему даже благодарен, словно он оттащил меня от края пропасти.
Однако это длилось недолго.
— Это фарс, — сказал я. — В действительности здесь все не так.
— Чего ты хочешь? — спросил он чуть слышно.
— Правды, — ответил я.
Он уставился на меня:
— Правды не хочет никто.
— Я хочу.
— Тогда лучше забудь об этом, — сказал он кисло и отвел взгляд, — пока ты не причинил боль кому-нибудь еще.
Я опустил глаза.
— Сожалею, я не могу помочь твоему сыну, — пробормотал я. — Гидраны не стали говорить со мной…
— Почему? — спросил он с резкостью удивления или боли.
— Потому что я изгой, — сказал я.
Он нахмурился, и я не понял, было ли это огорчением или просто недоумением.
— Извини, — сказал я. Моя память распахивала передо мной двери, в которые я не хотел входить.
Он ничего не сказал, глядя вперед, туда, где его жена пользовалась складным настенным дисплеем для показа некоторых биохимических процессов.
— Она не должна быть здесь, — сказал он скорее не мне, а себе.
— А ты? — спросил я.
Он взглянул на меня:
— Тоже.
— Тау принуждает вас?
Он не ответил.
Остаток нашего пути проходил под искусственным мономолекулярным небом, вдоль безлюдных линий для расщепления матрицы рифов — в созданном человеком подземном мире… Ничто из того, что я видел или слышал, не могло остановить разраставшийся страх: одно слово Тау — и я могу превратиться в невидимку, раствориться в безликой массе клейменых рабочих. И на этот раз не будет Джули Та Минг, чтобы найти меня и спасти. Моя паранойя росла, пока не осталось ни одного ясного чувства внутри меня, кроме желания вырваться отсюда.
Я больше не задавал вопросов. Никто не спрашивал почему.
Глава 8
Когда Воуно высадил меня в лагере экспедиции, рабочий день уже близился к концу. Я пробрался через беспорядочное движение тел и занялся своим делом. Шепот и пристальные взгляды следовали за мной. Я подумал: неужели они обсуждали меня весь день?
Когда мы закончили убирать снаряжение на ночь, флайер Воуно снова спустился с фиолетового неба, окутавшись золотой дымкой, когда он приземлился на речном берегу.
По пути обратно в Ривертон члены экспедиции вели бессвязный разговор. Я не присоединился к ним, слишком измученный этим днем, о котором не хотелось и думать. Киссиндра, как обычно, села рядом с Воуно, глубоко погрузившись в беседу о рифах и облачных китах. То, что я услышал из их разговора, затронуло меня больше, чем все сведения Тау, которые я загрузил в свою память. Я снова удивился, откуда он знает все это? Вряд ли из простого наблюдения за облаками. Когда мы вышли из флайера у отеля, я чуть было не спросил его об этом, но мне не хватило энергии.
Я уже собрался уходить, когда он окликнул меня:
— Ты свободен сегодня вечером?
Я поколебался, раздумывая, зачем ему надо знать это.
— Да, — ответил я наконец.
Он жестом подозвал меня поближе. Я прошел мимо Келли и Эзры Дитрексена, который вернулся за Киссиндрой.
— Ты приглашен на ужин, — сказал Воуно, когда я встал рядом с контрольной панелью. — Там будет кое-кто, кто хочет видеть тебя… кое-кто, с кем ты должен встретиться, если действительно хочешь узнать побольше о рифах.
Я еле сдержался, чтобы не показать, как я удивлен.
— Где? — спросил я. Я думал, что хочу спросить: «Кто?»
— Во Фриктауне.
Мои легкие сжались.
— Черт! — Я покачал головой, собираясь уйти.
— Это не будет похоже на то. — Голос Воуно заставил меня обернуться.
— На что? — спросил я, глядя на него.
— На то, что Тау сделал с тобой.
Я продолжал смотреть на него.
— Почему? — спросил я наконец.
Он выглядел озадаченным. Затем он кивнул, словно в конце концов понял, о чем был задан вопрос.
— Потому что я думаю, кое-кто должен извиниться перед тобой.
— Почему ты думаешь, что это касается тебя?
Он коснулся потрепанного мешочка, висевшего на ремешке у него на шее. Пожал плечами.
— Предполагаю, что… поэтому.
Он приподнял мешочек, глядя на него. Я сообразил, что он всегда носил его, как и линзы, словно они стали частью его тела. Мешочек был сделан из натуральной кожи. Он был старый, настолько старый, что, вероятно, когда-то был меховым, но мех со временем вытерся. Его украшала неровная бахрома и остатки бисерного узора.
— Что это? — спросил я мягко.
— Реликвия… Наследство. Мои предки называли его целителем. В нем не обычные лекарства, — сказал он, — тут лекарства для духа. Талисманы. Предполагается, что они охраняют от бед. — Он криво усмехнулся. — Это все, что я знаю. Все, кто мог знать больше, мертвы.
— Откуда он?
— С Земли, — ответил он, перебирая пальцами истрепанную бахрому, — из Северной Америки. Давным-давно.
— Ты родился там?
Он покачал головой:
— Мои предки давно ушли. — Он не сказал «ушли оттуда». Он сказал «ушли». Я взглянул на мешочек, который он опустил на грудь. — С гидранами случилось… — Он пожал плечами. — То же самое. Думаю, именно поэтому я чувствую необходимость наблюдать, что происходит там, на другом берегу реки. Возможно, тобой движут те же чувства.
Я потер лицо, сдирая корку с заживающих ссадин и всякое выражение.
— Не могу, — сказал я. — Гидраны выкинули меня. Они считают меня ходячим мертвецом.
— Нет, — он покачал головой. — Этот совсем другой. — Внезапно я понял, что поверил ему, возможно потому, что очень желал того. — Что скажешь? — спросил он.