Все удивленно уставились на него.
— Почему нет? — спросила Икспа. — Это может получиться.
Сандаски сжал губы. Он выглядел так, словно стоял на раскаленной плите.
— Это слишком опасно. Я не хочу рисковать еще одной жизнью. — Он указал на завал, пытаясь сделать вид, словно для него действительно важно, жив я или мертв.
— Я доброволец, — сказал я. — И желаю рискнуть. Я могу дойти до них.
— Мы не знаем, наши ли люди выжили там, — запротестовал Протс. — То, что там вообще кто-то выжил, мы знаем лишь со слов этого полукровки.
Сандаски посмотрел на Протса, шевеля губами.
— Извините меня, сэр, — сказал Натаза. — Не хочет ли он сказать, что, если выжившие — инспектора, мы должны ради блага кейретсу оставить их умирать? И только потому, что мы не знаем, кто выжил, мы не придем к ним на помощь? — Шепот, окружающий нас, стал громче. — Там моя жена, сэр, — сказал Натаза. — Я не знаю, жива она или нет, Но кейретсу не значит, что надо оставлять людей умирать погребенными заживо только потому, что они могут оказаться чужаками, Чужаками, которые могут знать слишком много. Кейретсу значит семья.
Сандаски побагровел. Он снова взглянул на Протса, потом перевел взгляд на рабочих, которые уже принесли полевые костюмы. Икспа вручила мне шлем. Я надел его. Она протянула мне остальные костюмы, один за другим.
— Неси их, прижимая к своему телу как можно ближе, — сказала Икспа. — Тогда они будут находиться внутри твоего фазового поля. — Она указала кивком на ждущую меня матрицу рифа.
Я пошел вперед, с костюмами в руках, наблюдая краем глаза за Сандаски и Протсом. Их взгляды мрачнели по мере того, как я продвигался к рифу. Но вроде само по себе, без распоряжений Натазы, вокруг меня образовалось ограждение из легионеров и рабочих, защищая меня от любого вмешательства кейретсу. Я добрался до обвала потревоженных мыслей и вошел в него.
Риф снова заструился в мой мозг. На этот раз мне было легче, поскольку гнев, который был со мной, когда я в предыдущий раз вошел в риф, исчез, потому что на этот раз я знал, что могу сделать то, что надо.
Почувствовав риф, я понял, что сверкающая нить моего контакта с выжившими не прервалась. С облегчением и некоторым трепетом я прошел по ней до конца, не останавливаясь.
Я вышел через стену матрицы в небольшую вакуоль, где под случайно не обвалившейся плитой нашли укрытие трое. Я почувствовал шоковую волну их недоверия, когда я непонятным образом появился перед ними, выйдя из стены. Они, сжавшись, уставились на меня, словно на очередную напасть, желающую завершить недоделанное рифом.
— Я пришел, чтобы забрать вас отсюда, — сказал я, пытаясь подобрать слова, которые быстрее всего вернут им способность рассуждать. Я не знал, как мой голос слышится им, можно ли хотя бы разобрать слова. Я протянул костюмы, чтобы они увидели их, пытаясь найти в их грязных, ошеломленных лицах знакомые черты.
Линг Натазы здесь не было. Я не узнал никого из них, но на одном из них было грязное подобие униформы ФТУ.
— Слава Богу! — Инспектор поднялся, придерживая руку, согнутую под неестественным углом. Под слоем грязи и крови его лицо было серым от боли. — Как? — пробормотал он. — Где?
Я улыбнулся:
— Меня послал Испланески.
Он молча уставился на меня широко раскрытыми глазами. Остальные тоже не отводили от меня взгляда, сжавшись и замерев.
— Поднимайтесь, — мягко сказал я.. — Я принес вам полевые костюмы. Я выведу вас.
Федерал взял костюм и стал натягивать его, в то время как я помогал надевать другой костюм женщине с пустым взглядом в форме стражника. Вместе мы напялили костюм на третьего — на рабочего с разбитым лицом. Похоже, он лишился глаза, будучи не старше меня. Я пытался не смотреть на его лицо, пытался не смотреть на то, на что приходилось любоваться им, запертым тут: на руку и на ногу, торчащие из завала. Я стоял в луже крови. Я справился с тошнотой, заставив себя сконцентрироваться на мысленном поиске тех, кто еще мог остаться в живых, не замеченный мной. Больше не было никого.
— Эти костюмы не функционируют, — запротестовал инспектор, когда нагнетатели кислорода очистили его легкие и он смог соображать нормально: он уловил бессмыслицу чисел на дисплее шлема.
— Все в порядке, — сказал я, стараясь придать голосу ту уверенность, которую он хотел услышать. — Я выведу вас. Вам надо только следовать за мной.
— Твой костюм работает нормально? — спросил он.
— Да, — ответил я, не глядя на него. — Он на связи. Идем.
Я протянул руку, и инспектор взял ее, в свою очередь протягивая руку рабочему. Легионер взяла за руку рабочего. Они осторожно потащили ее, и я повел всех к стене рифа. Женщина шла за нами бездумно как автомат, но все-таки шла.
Я вошел в рифы, увлекая за собой остальных, с облегчением замечая, что оставленная мною мысленная нить все еще держится и может провести нас обратно сквозь матрицу. Было тяжело следить за бредущими сзади очень медленно из-за ран, шока, отсутствия опыта. Я чуть было не потерял одного из них, пока мы пробирались через карманы меньшей плотности, через то, что казалось им зловонными испарениями в абсолютной темноте. Я должен был напоминать себе, что они не могут чувствовать того, что чувствую я, мне приходилось возвращаться, чтобы повернуть того или другого в нужном направлении.
Сейчас я не мог общаться с ними, чтобы подсказать что-то или успокоить словом: переговорные устройства в костюмах не работали. Я был рад, что не мог слышать того, что они произносили во время пути. Я знал, что они чувствуют, и мог только двигаться сквозь их безумный кошмар к свету. Путь в завал был свободным и легким — путь обратно был похож на тропу в другой вселенной, где на каждом шагу ожидали ловушки. Мое дыхание стало отрывистым и хриплым, я не знал, сдают ли мои силы или неисправен костюм. Я знал только, что, если не дойду до конца этой ментальной нити, не дойдет никто из идущих за мной.
И внезапно мы оказались снаружи — я вывалился из рифа, увлекая за собой инспектора. Остальные последовали за ним и, как камни, попадали на пол. Я опустился на колени, натужно кашляя, а рабочие и стражники столпились вокруг, стягивая с нас шлемы и костюмы, оставляя меня беззащитным перед потоком шума снаружи, потоком мыслей рифа изнутри. Я закрыл голову руками, пытаясь отгородиться от него.
Кто-то поднял меня на ноги, отрывал мои руки от головы.
— С тобой все в порядке?
Я кивнул с закрытыми глазами. Он вывел меня из озабоченной толпы. Я наконец открыл глаза, увидел лицо Натазы. И понял, почему мне не хотелось смотреть ему в глаза.
— Ты не нашел ее, — прошептал он. Это не было обвинением, даже вопросом не было. На этот раз в его лице была покорность, смешанная с глубоким горем. — Она ушла.
Я кивнул, тяжело сглотнув, ошеломленный его чувствами.
— Те трое, которых я вывел… — Я кивком головы указал на выживших. — Больше никого в живых не осталось.
— Хотя бы… — Его голос сорвался. — Она хотя бы не страдала. — Он вытер лицо ладонью: — (Он жив, тот, кто остался дома, жив и страдает. Джеби. Она ушла, Мийа ушла. Боже, что же теперь делать с Джеби?) — думал он.
Я не знал что делать, и не знал, что сказать, Натаза вытер глаза.
Федералу помогали двое медицинских техников. Он посмотрел на нас, заметил покрасневшие глаза Натазы и перевел взгляд на меня.
— Я хотел поблагодарить тебя, — сказал он хриплым от боли голосом. Я кивнул, лишь частично переключая на него внимание и чувствуя горе Натазы. — И я хочу поговорить с тобой. Сейчас.
— Сэр, — сказал ему один из поддерживавших его техников, — сейчас мы отведем вас в больничную палату, чтобы убедиться, что раны не угрожают вашей жизни.
Инспектор раздраженно взглянул на него, но спорить не стал. Он посмотрел на Натазу:
— Лучше бы, чтобы с этим рабочим не произошло никаких несчастных случаев, пока я отсутствую. Ты понял меня?
Темные глаза Натазы выдержали его взгляд.
— Да, — ответил он.
Инспектор позволил медицинским техникам увести себя, оглянувшись разок, словно желая быть уверенным в том, что запомнил мое лицо, или в том, что я еще не исчез. Я стоял рядом с Натазой, наблюдая, как они удаляются. Повисла долгая болезненная тишина. Наконец Натаза расправил плечи, словно пытаясь стряхнуть с них груз горя. Я больше не мог почувствовать его мозг, не мог посмотреть сквозь его глаза. На его лице теперь ничего не было. Он снял что-то со своего ремня, протянул руку и застегнул это вокруг моего запястья.