Я долго лежал на кровати неподвижно. Комната решила, что я заснул, и выключила свет. Я едва заметил это, заблудившись в темных улочках памяти, сталкиваясь снова и снова с образом измученного лица женщины, с ее голосом, умоляющим меня помочь ей. Они хотят забрать моего ребенка… Но это не был ее ребенок. Политика, сказали они. Радикалы, диссиденты. Она присматривала за ребенком — мальчиком, они сказали, что это был мальчик, не старше трех-четырех лет. Почему она сказала это? Почему именно это? Почему мне? Она не знала меня, не могла знать, что сделают эти слова, не могла знать, что случилось однажды — давно, далеко — с женщиной, такой как она, с ребенком, как я… Темнота, стоны, мерцающий конец света. Темнота… Падение, падение в темноту.
Глава 4
Я проснулся, распростертый на той же безупречной кровати, в той же безупречной комнате отеля, где потерял сознание прошлой ночью. Мой новый костюм выглядел так, словно я был изнасилован в нем.
Восход вливался в окно, которое ночью было стеной, и комната учтиво и бесконечно напоминала мне, что пора бы оторвать задницу от постели. Я убрал волосы с глаз и взглянул на время. «Господи!» — пробормотал я. Через пять минут экспедиция должна была отправляться на исследовательскую базу, которую Тау разбил на земле гидранов.
Я скатился с кровати и, пытаясь стоять прямо, соображал, как с похмелья. Я стянул с себя одежду, в которой был на вечере в Гнезде, ругаясь по поводу каждого обнаруженного синяка. Даже раздетому, мне не было спасения от горьких воспоминаний о прошедшей ночи. Я швырнул ком одежды в другой угол комнаты, потом напялил потертую блузу и джинсы, тяжелую куртку и ботинки, что было единственным одеянием, которым я владел и в чем нуждался до вчерашнего дня. Я ничего не мог поделать со ссадинами на лице и с грязью в волосах, повязал голову платком, надеясь, что меня никто не будет разглядывать.
Я направился к выходу, но меня все еще поташнивало, поэтому пришлось вернуться, чтобы прилепить обезвреживающий яд пластырь и вытащить пригоршню раскрошившихся крекеров из кармана брошенного пиджака. Я сунул крекеры в рот и отправился вниз на лифте.
Я вышел на оправленную в зелень площадь вслед за Мейпсом, спектроскопистом нашей команды. Остальные уже были здесь, готовые к тому, чтобы в первый раз увидеть рифы. Я натянул перчатки и пожелал всем доброго утра — запыхавшись, не очень отчетливо. Двое из команды дважды взглянули на меня, на отпечаток прошлой ночи на моем лице, но ни о чем не спросили.
— Доброе утро, — сказал я Киссиндре, подошедшей ко мне. Она была одета так же, как и я.
Она нерешительно остановилась около меня.
— С тобой все в порядке? — спросила она, глядя в пространство между нами, прикоснувшись к моей руке.
Я не отодвинулся.
— Конечно. Нормально, — сказал я. — Легионеры корпорации всегда имели обыкновение зверски избивать меня.
Ее дыхание замедлилось, и я осознал — слишком поздно, — что она подумала, будто я что-то имею в виду под этой фразой.
— Шучу, — пробормотал я, но она мне не поверила. — У меня все хорошо. Похитителя поймали?
Ресницы Киссиндры дрогнули:
— Нет. Кот… Эта гидранка… Вчера случилось что-то еще, кроме того, что ты рассказал Санду?
— Нет. — Меня заинтересовало, кто велел спросить меня об этом.
— Тогда почему ты ушел с приема? Из-за меня?
— Ты могла бы больше мне доверять, — сказал я и отвел взгляд, нахмурившись, так как ее глаза не отпускали меня. — Гидраны.
Она постояла некоторое время, не говоря ничего. Наконец она осторожно спросила:
— Это потому что ты наполовину гидран? Я покачал головой.
— Тогда…
— Оставь это, Киссиндра.
Она потупила взгляд с таким выражением лица, которому только я мог быть причиной.
— Это неважно, — сказал я, чувствуя себя ублюдком. — Это прошло. Я хочу забыть об этом.
Она молчала, но я видел ее сомнение, вопросы, на которые она не получила ответа.
— Каким получился твой визит к дяде? — задал я вопрос, просто чтобы переменить тему.
— Хорошо.
На минуту я почти поверил ей, потому что она сама почти верила в это. Но лицо ее вытянулось, будто тяжесть лжи оказалась слишком большой.
— Их соседи действительно не знают, что он уполномоченный по делам гидранов. — Она уставилась в небо, словно открыла что-то невероятное в его пустой глубине. — Они действительно не знают. — Ее руки сжались в кулаки в карманах пальто, растягивая тяжелую ткань. — Не знают.
Я позволил себе выдохнуть. Это прозвучало как смех, несмотря на то, что меня душила ярость.
— Кисс… — Эзра Дитрексен подошел и обнял ее. — Соскучился. — Он перегнулся и поцеловал ее в губы.
Я посмотрел в сторону, представил себе, какую заметку он для себя сделал. Я полез в карман за камфорой, вспомнил, что Эзры не было с ней на станции Службы безопасности прошлой ночью. Может быть, после того как он выставил Перримида на вечере, его попросту не пригласили?
— Что с тобой случилось? — спросил он меня. — Ты попал в драку, упаси Господь?
Я положил камфору в рот, дав возможность Эзре разглядеть мои синяки и разбитые губы. Значит, он действительно ничего не знает о том, что случилось со мной ночью, и никто из экспедиции не знает. Внезапно я почувствовал себя гораздо лучше.
— Упал, — сказал я.
Не поверив, он скорчил гримасу, а лицо Киссиндры посветлело.
— Я говорил тебе, что он пьян, — процедил он.
— Эзра, — сказала она, нахмурившись. Кажется, это единственное, что она когда-либо говорила ему, по крайней мере, в моем присутствии.
— Тебе повезло, что ты не попал в беду с Безопасностью корпорации, расхаживая в таком виде, — сказал мне Эзра. — Помимо того, что ты оскорбил наших хозяев.
Я двинулся прочь, чтобы не сделать чего-нибудь такого, о чем он будет сожалеть гораздо дольше, чем я.
Вибрация, которая была одновременно сильнее и слабее шума, наполнила воздух надо мной. Вместе с другими я поднял голову: с рассветного неба опускался флайер. Он приземлился на гладкую поверхность посадочной террасы, его металлические бока были заляпаны знаками корпорации Тау, бесконечными предупреждениями и инструкциями.
Люк открылся, и вышел Протс, одетый в термический костюм. Какие-то фигуры остались в затененном салоне машины. Интересно, есть ли среди них гидраны? Поскольку целью нашей команды было изучение облачных рифов, а они считались их священной землей, спросил ли кто-нибудь гидранов, как они относятся к тому, что мы будем слоняться по их священной территории? Скорее всего нет.
Один за другим прибывшие выходили из салона. Не уверен, был ли я разочарован или почувствовал облегчение. Тут были два инспектора ФТУ, которых я видел на вечере: женщина и мужчина — Озуна и Гивечи, и оба выглядели не так, будто они рассчитывали насладиться расследованием. Протс нервничал. Не боится ли он, что я разболтаю о событиях прошлой ночи? Он не смотрел мне в глаза.
Последним вышел человек, не похожий на остальных. Его можно было бы принять за бродягу, если бы не знаки Тау на куртке. Худой и высокий, на вид около тридцати, карие глаза и черные волосы. Длинное лицо скептика оттенка мускатного ореха напомнило мне о лицах, виденных мною во Фриктауне, хотя я был уверен, что он не гидран.
Протс принялся представлять нас друг другу. Казалось, что эта процедура является смыслом его существования. Он представил незнакомца Луса Воуно, наблюдателя облаков Тау. Я снова посмотрел на Воуно, на этот раз более заинтересованно: он занимался наблюдением и записью передвижений облачных китов… за исключением сегодняшнего дня, когда он, похоже, должен был играть роль нашего проводника.
Воуно кивал — это было его единственной реакцией — каждому из представленных ему людей. Казалось, он витает в центре чего-то, уставившись в небо. Единственный раз он открыл рот и выдавил улыбку, когда Протс представил его Киссиндре. Я видел, что он сказал ей пару слов, заметил, что зубы у него искривлены. Таких зубов мне видеть не доводилось.