Наконец он подошел к грузовику. Я опустила окно.
— Там еще одна белка. Давай я избавлюсь от нее, прежде чем ты выпустишь Макса.
— Белка? — Я в ужасе уставился на дверь. — Значит это…
— Похоже на то.
Кто-то убил белку и написал на моей двери ее кровью?
Этого не может быть.
— Вообще-то, наверное, не стоит ее трогать, — сказал он. — Я должен позвонить Гарретту. У тебя есть поводок, чтобы ты могла завести Макса в дом?
— Да, я взяла его с собой, он в сумке. — Я достала поводок Макса. — Ты уверен, что это безопасно?
Он огляделся. Его губы были сжаты в жесткую линию. — Похоже на то, и я не заметил никаких следов взлома. Ты ведь закрыла дверь, когда мы уходили?
— Да. Уверена, что закрыла.
— Она все еще закрыта, как и задняя дверь. Я никого не вижу. Похоже, кто-то сделал это и ушел.
— Средь бела дня? Солнце еще не до конца село.
— Это дерзко, надо отдать должное.
— Дерзко и ужасно.
Я не стала задавать очевидный вопрос. Я знала, что мы оба думали об этом. Кто это сделал?
Это был Колин?
— Давай просто зайдем в дом, — сказал Джосайя. — Я провожу тебя, и мы сможем позвонить моему брату.
Я пристегнула поводок Макса и, выпрыгнула из машины. Джосайя взял меня за руку и повел к входной двери. Я держала Макса поближе, чтобы у него не было возможности даже понюхать бедную маленькую белку, которая осталась у порога.
Когда за нами надежно закрылась входная дверь, я спустила Макса с поводка. Он не стал рыскать по дому, принюхиваясь, что показалось мне хорошим знаком. Если бы кто-то был внутри, он бы уловил его запах. Его нельзя было назвать сторожевым псом, но он был любопытен. Он бы, по крайней мере, указал, куда ведет запах.
Джосайя по-прежнему осматривал дом, проверяя каждую комнату. Наверное, в этом не было необходимости, но мне стало легче.
Он вернулся и достал свой телефон. Я села на диван, а Макс свернулся калачиком рядом со мной.
— Привет, — сказал Джосайя. — У тебя есть минутка?
Я погладила Макса по мягкому меху. Это помогло мне успокоиться.
— Я включаю громкую связь. — Он коснулся кнопки на экране и протянул телефон. — Я у Одри. Мы только что приехали, и кто-то устроил вандализм в ее доме.
— Что именно за вандализм?
— Кто-то сделал надпись на ее двери кровью белки.
— Джосайя, это не смешно.
— Я не шучу. Слово «сука» написано большими буквами, а снаружи лежит мертвая белка. Еще одна мертвая белка.
— Где ты сейчас?
— Внутри.
— Тебе следовало остаться снаружи. Преступник может быть там.
— Двери были заперты. Не думаю, что он проник внутрь. — Он посмотрел на Макса. — Собака бы почувствовала, верно? Если бы здесь кто-то был?
— Да, он бы пошел на запах незнакомого человека.
— Тебе все равно не стоило туда заходить, но раз уж ты зашел, оставайся на месте, — сказал Гарретт. — Я буду через минуту. Какой это дом?
— Рядом с новым.
— Понял. Уже еду.
Джосайя завершил разговор и положил телефон обратно в карман. — Ты в порядке?
Я глубоко вздохнула и продолжила гладить Макса. — Да? Нет? Может быть? Не знаю, я немного волнуюсь. Но в то же время и нет, в основном потому, что ты здесь.
Его выражение лица смягчилось, и он подошел и сел рядом со мной. — Со мной ты в безопасности. Я никому не позволю причинить тебе боль.
Напряжение в моем теле спало. Я верила ему.
— Как ты думаешь, это значит, что первая белка не была случайностью? — спросила я.
— Да.
Словно прочитав мои мысли и поняв, что мне нужно его прикосновение, он сжал мою руку. Его рука была теплой и сильной.
Я была так рада, что он рядом.
— Я не понимаю, зачем кому-то это делать. У меня нет врагов. Я знаю, что ты думаешь о Колине, и, возможно, ты прав, но почему он решил сделать это сейчас? Наши отношения закончились так давно, а он уже много лет женат.
— Да, но ты не жила здесь. А теперь ты вернулась.
— Но я даже не в его городе. Он все еще может считать себя самой большой рыбой в маленьком пруду Пайнкреста, я ему не мешаю.
— Для меня это тоже не имеет смысла.
— Думаю, его и нет. Мы говорим о человеке, который готов убивать бедных беззащитных животных.
— Ты переживаешь о белках?
— Конечно, переживаю. Они ничего не сделали, чтобы заслужить роль пешки в ужасной игре какого-то безумца. В чем они вообще могли провиниться?