— Начало девятнадцатого века, — продолжал Девлин. — Этот стол сделал своими руками один ученый-анатом. — Он бросил быстрый взгляд в сторону Хейс, потом снова посмотрел на Ребуса. — Видите ли, я кое-что вспомнил, но мне кажется — это вряд ли может иметь какое-то значение.
— Что же, сэр?
— Я видел человека, который стоял напротив нашего дома.
Ребус знал, что хочет сказать Хейс, и поспешил ее опередить:
— Когда это было?
— Дня за два до того, как пропала мисс Бальфур. И накануне ее исчезновения тоже. — Девлин слегка повел плечами. Судя по этому движению, он прекрасно понимал, какой эффект возымели на слушателей его слова. Хейс побагровела. Ей так и хотелось крикнуть: «Почему ты не сказал об этом сразу, старый хрыч?!»
Ребус взял себя в руки и спросил совершенно спокойно:
— Он стоял на противоположном тротуаре?
— Именно.
— Вы хорошо его рассмотрели? Можете его описать?
Девлин снова пожал плечами.
— Лет двадцати с небольшим, волосы темные, короткие… не слишком короткие, просто аккуратно подстрижены.
— Может быть, это кто-то из соседей? — предположил Ребус.
— Я не знаю, я просто говорю, что видел. Мне показалось, этот парень кого-то ждет, но я не уверен. Во всяком случае, он пару раз смотрел на часы.
— Это не мог быть бойфренд мисс Бальфур?
— Ее ухажер? О нет, Дэвида я знаю…
— Вы знаете Дэвида Костелло? — переспросил Ребус, продолжая рассматривать головоломку.
— Несколько раз разговаривал с ним, только и всего. Когда мы сталкивались в подъезде. Приятный молодой человек…
— Как он был одет? — спросила Хейс.
— Кто? Дэвид?
— Нет, человек, которого вы видели на улице. — Хейс сопроводила свои слова самым свирепым взглядом, но Девлина это, похоже, только позабавило.
— На нем были брюки и куртка, — сказал он и покосился на свою растянутую кофту. — Точнее сказать не могу, так как не слежу за современной модой.
Ребус знал, что профессор Девлин говорит правду. Четырнадцать лет назад он ходил в точно такой же растянутой и застиранной кофте, которую поддевал под бледно-зеленый хирургический халат. Кроме того, он носил галстук-«бабочку», которая постоянно съезжала то на одну, то на другую сторону. Просто поразительно, подумал Ребус, как врезалось в память то первое вскрытие: картины, запахи, звуки, которые должны были стать привычными. Скрежет металла по кости, негромкое потрескивание рассекаемой скальпелем кожи… Своеобразное чувство юмора, свойственное некоторым патологоанатомам, заставляло их превращать каждое вскрытие, на котором присутствовали детективы-новички, в настоящий спектакль со всеми спецэффектами, но Девлин никогда так не поступал. Он целиком сосредотачивался на трупе, словно в прозекторской больше никого не было, и исполнял свою работу с почти ритуальной точностью и пиететом.
— Как вам кажется, — спросил Ребус, — быть может, вы сумеете дать нам более подробное описание, если немного подумаете?
— Я в этом сомневаюсь, инспектор, но если это так важно, я, разумеется, попытаюсь.
— Расследование только началось, сэр. Вы же сами знаете, что на первом этапе мы не вправе пренебрегать ни одной мелочью.
Ребус говорил с Девлином как с коллегой-профессионалом, и это сработало.
— Мы можем попробовать составить фоторобот, — продолжал Ребус. — И если это окажется кто-то из соседей или человек, которого здесь хорошо знают, это очень облегчит нам жизнь.
— Гм-м, звучит разумно, — согласился Девлин.
Решив ковать железо, пока горячо, Ребус достал мобильный телефон и позвонил в Гэйфилдский участок. Договорившись о встрече с полицейским художником на завтрашнее утро, он спросил у Девлина, не нужно ли прислать за ним машину.
— Мне кажется, я в состоянии сам найти дорогу, — проворчал профессор. — Песок из меня пока не сыплется.
Однако, провожая двух детективов к выходу, он двигался как на ходулях, словно после двадцати минут сидения за столом его суставы перестали сгибаться.
— Еще раз большое спасибо, сэр, — сказал Ребус, пожимая Девлину руку на прощание.
В ответ профессор только кивнул, стараясь не смотреть на Хейс, которая не проявляла никакого желания выразить ему свою благодарность за своевременно сообщенные сведения. Уже за дверью, когда они поднимались к следующей площадке, она пробормотала несколько слов, которые Ребус не расслышал.
— Что-что?
— Я сказала — чертовы мужики!.. — Она немного помолчала и добавила: — Я не имею в виду вас, сэр.
Ребус промолчал — ему хотелось, чтобы Хейс высказала то, что было у нее на душе.