— Как вы думаете, если бы к нему пришли двое полицейских-женщин, старый мухомор сказал бы хоть слово?! Да никогда в жизни! — выпалила она после небольшой паузы.
— Я думаю, — сказал Ребус, — все зависело бы от того, как с ним стали бы разговаривать.
Хейс с подозрением покосилась на Ребуса, но он не шутил.
— Часть нашей работы, — продолжал он, — состоит в том, чтобы притворяться, будто нам нравятся все, с кем мы беседуем, и что нам очень интересно и важно то, что эти люди могут сообщить.
— Он просто…
— …действовал тебе на нервы? Мне тоже. Что поделаешь, Девлин привык глядеть на людей немного свысока, и теперь его не изменишь. Но, как бы он тебя ни раздражал, этого нельзя показывать! Ты права: я тоже не уверен, что он расположен был с нами чем-то делиться. Старик привык сам решать, что существенно, а что нет. К счастью, потом он немного приоткрылся, чтобы поставить на место тебя… — Ребус улыбнулся. — Отличная работа, Хейс. Не часто мне удается сыграть роль «доброго полицейского».
— Он не просто действовал мне на нервы, он…
— Что же еще?
— Он вогнал меня в дрожь.
Ребус внимательно посмотрел на нее.
— Разве это не одно и то же?
Филлида Хейс покачала головой.
— То, что он выделял вас как старого приятеля, действительно меня раздражало, потому что я оказалась… за бортом. Но эта газетная заметка на видном месте…
— Та, которая в рамочке?
Она кивнула.
— Вот от этого у меня мурашки пошли по коже.
— Он патологоанатом, — объяснил Ребус. — У этих ребят шкура гораздо толще, чем у обычных полицейских.
Филлида Хейс ненадолго задумалась, потом чуть заметно улыбнулась, но Ребус увидел.
— Чему ты смеешься? — спросил он.
— Так, ничего особенного, — сказала она. — Просто, когда мы уходили, я заметила под столом фрагмент головоломки…
— …который он обронил и не заметил? — Ребус тоже улыбнулся. — Да ты просто талант, Филли, самородок!.. Вот увидишь, лет через двадцать мы сделаем из тебя настоящего детектива.
С этими словами Ребус позвонил у очередной двери, и они продолжили работу.
Пресс-конференция, проходившая в Большом Доме, транслировалась по служебной связи в Гэйфилдский участок, где находился штаб расследования. В рабочем зале царило оживление: кто-то протирал носовым платком захватанный потными пальцами экран телемонитора, кто-то пытался опустить жалюзи, чтобы преградить путь лучам неожиданно выглянувшего из-за облаков солнца. Все стулья были заняты, детективы сидели по двое — по трое за каждым столом. Некоторые торопливо доедали обед, состоявший из бутербродов, бананов и кофе, чая или сока. Разговаривали вполголоса. В основном ругали оператора, работавшего с полицейской камерой в Большом Доме.
— Ей-богу, мой восьмилетний пацан и то управился бы лучше!..
— Должно быть, парень просто насмотрелся современного кино…
Действительно, камера в Большом Доме постоянно куда-то плыла и ныряла, показывая то лес ног, то спинки стульев.
— Представление еще не началось, — успокоил всех чей-то голос. И правда, камеры, принадлежащие городским телевизионным студиям и службам новостей, еще только устанавливались, а приглашенные гости — журналисты и обозреватели — рассаживались по рядам. Многие говорили что-то в мобильные телефоны, но что — разобрать было, разумеется, невозможно.
Ребус встал почти у самой двери. До экрана было немного далековато, но он и не подумал подойти ближе. Рядом прислонился к стене Билл Прайд. Он был совершенно измучен, но изо всех сил старался этого не показывать. Свою планшетку Прайд крепко прижал к груди, как ребенок прижимает любимого медвежонка; время от времени он откидывал голову и поглядывал на прикрепленные к ней листки, словно на них каким-то волшебным образом могли появиться новые инструкции и указания. Жалюзи наконец опустили; в пробивающихся сквозь щели тонких лучах солнца висела густая пыль, обычно невидимая. Внезапно Ребусу вспомнилось, как он в детстве ходил в кино и как, сидя в полутемном зале, с замиранием сердца ждал, когда заработает проектор и начнется захватывающее действо.
Суета на экране телемонитора почти прекратилась. Ребусу приходилось бывать в конференц-зале — унылом, казенном помещении, использовавшемся также для проведения учебных семинаров и расширенных служебных совещаний. У дальней стены, которую несколько оживляла кустарная драпировка с изображением герба полиции Лотиана и Пограничного края, стоял длинный стол.
Полицейская телекамера повернулась в сторону открывшейся двери, и в зал один за другим вошли несколько человек. При их появлении шум и разговоры окончательно стихли; Ребус даже различал тоненькое жужжание моторов видеокамер. Засверкали блицы. Первой шла Эллен Уайли, за ней — Джилл Темплер, Дэвид Костелло и Джон Бальфур.