Сами же добровольцы, вступившие в отряд, не очень-то задумывались над тем, кто они такие. Большинство из них полагали, что им не придется сражаться с красными, поскольку об этом имеется устная договоренность. Пока что они обучались военному делу на Лепострове, где им отдали два старых казарменных здания, построенных, может быть, еще в те времена, когда Кемь не была городом. В них всегда находился гарнизон русских солдат, численность которого менялась в зависимости от того, насколько прочной чувствовал свою власть тот или иной российский император.
Командиром отряда выбрали Ховатту, как человека, знающего военное дело. Он, бывший прапорщик, носил теперь английский мундир с майорскими погонами. На германской войне Ховатта командовал взводом. Теперь же под его командованием был отряд почти в триста штыков, и он отвечал за его судьбу в предстоящих боях. Более того — он чувствовал себя в известной мере ответственным за освобождение родной стороны от врага.
Отдохнув после дороги, Пулька-Поавила и Крикку-Карппа решили сходить на Лепостров.
Выйдя за станционные строения, они наткнулись на кучку спекулянтов, которые о чем-то с загадочным видом переговаривались.
— В Питере, говорят, народ уже кониной питается, — говорил со злорадством какой-то человек с козлиной бородкой нарочито громко, чтобы все слышали.
— Это бог наказывает, — вздыхал благородный старичок. — Не надо было царя-батюшку казнить…
Крикку-Карппа остановился послушать.
— Говорят, всю семью его казнили.
— Неужели и детей? — перекрестился Крикку-Карппа.
— Верь ты всяким слухам, — махнул рукой Пулька-Поавила. — Царя, конечно, могли… Сам-то он сколько добрых людей на смерть послал.
Но на душе от этого случайно услышанного разговора почему-то стало нехорошо, и долгое время они шли молча. Только миновав серую гранитную скалу и выйдя на окраину города, где начинались огороды, Пулька-Поавила нарушил молчание.
— Гляди, картошка у них неплохо растет.
— Если Теппана не набрехал, то как раз придем домой, чтобы копать картошку, — ответил Крикку-Карппа.
Они прошли мимо старой деревянной церкви, перешли через мост и оказались на Лепострове. На плацу перед казармами шли строевые занятия.
— Ать-два! Ать-два! — долетали оттуда слова команды.
Пулька-Поавила и Крикку-Карппа остановились. Занятия строевой подготовкой они видели впервые.
Офицер, наблюдавший за учением, заметил их и направился в их сторону. Крикку-Карппа решил, что их сейчас погонят, и стал дергать товарища за рукав.
— Да никак Ховатта, — сказал Пулька-Поавила, вглядываясь в офицера.
— Точно, он! — обрадовался Крикку-Карппа.
— Теппана только что говорил о вас, — сказал Ховатта, поздоровавшись с земляками за руку. Мужикам поправилось, что он обратился к ним так же просто и дружелюбно, как и раньше, хотя и был теперь, видно, в большом чине.
— Как же вам удалось уйти из деревни? — спросил Ховатта.
Пулька-Поавила рассказал, как они глухими лесами добрались до Поньгомы и оттуда на поезде приехали в Кемь.
— Знал бы твой отец, что ты здесь, тоже пошел бы с нами.
— Как он там?
— Да жалуется, что ноги болят.
— Олексей-то ваш помер, — сообщил Крикку-Карппа.
Но Ховатта уже знал о смерти брата — оказывается, отец писал ему.
— А как там хлеб уродился? — спросил Ховатта.
— Да вот пока что, слава богу, заморозков не было.
— Скоро мы отсюда выступим. К жатве домой поспеем, — сказал Ховатта.
— Значит, Теппана нам правду говорил, — обрадовался Пулька-Поавила.
— Он говорил, что и вы желаете вступить в отряд, — Ховатта кивком головы показал на мужиков, занимавшихся строевой подготовкой.