В Зашейке грузы перетаскивали с подвод в лодки и доставляли по воде к порогу Вочажу, что находился повыше Ужмы. Вочаж был не такой длинный, как Ужма, и каменистых перекатов на нем было меньше, но своей могучей силой и величественной красотой он не уступал Ужме. Надо было кричать прямо в ухо, чтобы стоящий рядом человек услышал тебя сквозь шум порога. Никто из старожилов не помнил, чтобы кому-нибудь удалось пройти через Вочаж. Правда, говорили, что когда-то давным-давно нашелся отчаянный человек, который рискнул вступить в единоборство с порогом и преодолел его. Но никто не мог точно сказать, как это было и кто был этот смельчак. Рассказывали, что многие пытали свое счастье на Вочаже и после, но никому больше не удалось выбраться из порога живым.
В низовье Вочажа, на берегу перешейка, был причал, где и приставали к берегу лодки, доставлявшие грузы из Зашейка. Затем лодки волоком перетаскивали через перешеек, а грузы переносили на себе. Это была нелегкая работа. Из Кеми надо было отправляться чуть свет, и только к позднему вечеру путники добирались до верховья Вочажа. Здесь они и ночевали, в избушке у порога, построенной подужемцами для путников.
Намаявшись со своими длинноухими непривычными «конями», Пулька-Поавила и Крикку-Карппа попросили перевести их на Вочаж. Здесь вместе с такими же негодными к строевой службе пожилыми мужчинами они несли охрану складов отряда.
Вечерами они сидели в избушке, покуривая и пробуя ром, который им выдавали в отряде. Хотя они и считались всего лишь обозниками, паек им полагался такой же, как и другим бойцам. А почему бы им и не выпить? Времени хватает, и забот у них никаких, только сиди да смотри, чтобы не стали воровать эти ящики да мешки.
— Ох уж и пришлось с этим дьяволом почертыхаться, — посмеиваясь, вспоминал своего мула Пулька-Поавила.
— А как же это англичане свои поля пашут на такой ленивой скотине? — удивлялся Крикку-Карппа. — Видать, бедная эта страна, Англия-то. Но откуда у них всякие ромы и прочее добро?
Пулька-Поавила, повидавший мир больше, чем его товарищи, стал объяснять:
— У них, брат, по всему миру владения имеются. Вот откуда они и привозят всякие ромы и прочее. Потому они и к нам пожаловали — может, и в наших лесах чем-нибудь можно поживиться. Дьяволы!
— Да не ругайся ты, — остановил Крикку-Карппа захмелевшего собутыльника.
— А что? — Пулька-Поавила опять налил себе рома. — Мы ведь почти уже дома. Имеем мы право говорить свободно или не имеем? Да, о чем это я? Ага, вспомнил… Они и свои болезни привезли с собой. Уже, говорят, в Подужемье эта зараза…
Они еще не успели побывать в деревне, но слышали, что там началось какое-то поветрие.
— А мне все равно, чья власть, лишь бы было что жрать, — вступил в разговор пожилой легионер. — Удержись большевики — мы бы как тараканы подохли от голода.
— Ты, видать, не был на фронте, — ответил отделенный. — Там и при царе приходилось ремень подтягивать.
— А верно, что царя-то расстреляли? — спросил его Крикку-Карппа. — Что и семью тоже…
Но Пулька-Поавила перебил его:
— А ты помнишь, как староста проводил у нас сходку?
— Это не тогда, когда ты пообещал подарить царю свои рваные порты?
— Тогда, тогда, хах-ха! Порты совсем были рваные, а лахтарям мы еще покажем… Улепетывать будут без оглядки. Вот! А потом я начну строить новую избу… Да, избу…
Утром сильно болела голова и не хотелось ни с кем разговаривать. Пулька-Поавила не мог вспомнить, что он вчера говорил. «Конечно, какие-нибудь глупости. Впрочем, что до речей пьяного. Пьяный несет всякую чушь, которую всерьез не стоит принимать», — успокаивал себя Поавила.
— На занятия! — услышал он крик отделенного.
«Вот еще, на занятия», — проворчал Пулька-Поавила и, бросив окурок на землю, неохотно пошел в барак.
Командир отделения решил обучить своих стариков обращению с винтовкой, поскольку им таковые выдали. Была у него и другая цель — пусть убедятся, что он бывал на войне и разбирается в таких делах побольше, чем они, и что его не напрасно поставили командовать ими.
— Эта штука называется затвором, — начал объяснять отделенный. — А это — курок.
Командирами в карельском отряде были вернувшиеся с фронта унтер-офицеры и просто рядовые солдаты русской армии. Они знали только русские слова команды, и поэтому все занятия проводили на русском языке. И делопроизводство в отряде тоже велось на русском языке. Их отделенный, родом из Юшкозера, тоже называл части винтовки по-русски, но потом перешел на родной язык.