— Что случилось?
— Хилиппу хотят убить.
— Ты что это мелешь-то? — не поверила Доариэ.
— Правда, мама.
— Кто? — спросил отец.
— Мужики из отряда.
— А-вой-вой… Да ведь без Хилиппы-то мы с голоду померли бы. Он нам и потроха от коровы дал. И лошадь пообещал… Боже милостивый, — взмолилась Доариэ. — Все мы грешны… Только на могиле у Насто были…
В избе Поавилу ждали Теппана и еще несколько мужиков из отряда. Из деревенских был только Хёкка-Хуотари.
— …и дочь свою домой не пускает, — говорил Теппана голосом обвинителя, когда Поавила в сопровождении жены и сына вошел в избу.
Евкениэ в избе не было. Видно, ушла в деревню просить милостыню. Каждый день она брала сына и шла из дома в дом, зная, что ей что-нибудь подадут. Так оно и было: не успел Поавила ничего сказать, как вошла Евкениэ и, переступив порог, протянула Доариэ свою суму.
— А пастушке и пастушку опять хлебца дали, — сообщила она радостно.
Поавила подошел к дочери Хилиппы и поздоровался с ней, как бы не замечая ее странности.
— Злом зло не поправишь, добром надо… — начал Хёкка-Хуотари, возражая Теппане.
— Добром? — с усмешкой протянул Теппана. — Вон у Соавы брата убили… — Он показал на одного из венехъярвских мужиков. — Мужа у Евкениэ убили…
Услышав упоминание о муже, Евкениэ судорожно схватилась за сына, прижала его к себе, словно боясь, что у нее отберут мальчика.
— Пошли бы вы куда-нибудь, — сказал Поавила жене. Та сразу же заторопила Евкениэ:
— Пойдем, сети посмотрим. Может, ряпушки на ужин попалось.
Когда женщины ушли, Теппана продолжал:
— Учителя убили…
— Так не Хилиппа же убивал, — возразил опять Хёкка-Хуотари.
— Убивать не убивал, но и не заступался, — гнул Теппана свое. — А даже натравлял.
— Нет, нет, — не уступал Хёкка-Хуотари. — Одно дело — враги, что пришли к нам, а свои, из деревни — другое. А ты как думаешь, Поавила?
Пулька-Поавила вспомнил, как на погосте мужики из отряда хвалились, что, мол, в Ухте и Костамукше они поставили к стенке тех, кто вступил в созданные белофиннами отряды шюцкора, и вообще всех карелов, так или иначе поддерживавших захватчиков. В самом Вуоккиниеми легионеры расстреляли сына Тухканиеми. А этого человека Пулька-Поавила знал хорошо: жена у того была родом из Пирттиярви. Как можно убивать своих земляков? Это не укладывалось в голове, казалось неоправданной жестокостью, оставляло на душе горький осадок. Нет, он вовсе не считает, что Хилиппа ни в чем не виновен. Но все равно так нельзя. В тот момент Пульке-Поавиле и в голову не приходило, во что обернется ему самому его доброта. Совсем другие мысли волновали его. На душе было муторно от того, что он в таком виде явился домой. Перед глазами стояла могилка дочери. Вспомнились слова Доариэ о Хилиппе. Нет, Пулька-Поавила не мог поддержать Теппану.
В избу вернулись Доариэ и Евкениэ. Им не удалось поехать на озеро, потому что их лодку белофинны тоже угнали на другой берег.
Теппана решил не продолжать разговор о Хилиппе.
— Ну ладно, — сказал он, поднимаясь. — Я дам тебе своего коня, чтобы ты вспахал свое поле. Слышишь, Поавила? Это же не верховая лошадь, а рабочая…
Вечером поднялся сильный ветер.
Поавила сидел на лавке, задумчиво следя за женой, занятой мытьем посуды. «Хоть бы дочь родилась, чтоб помощница росла», — подумал он, поднимаясь. Он взял шапку и пошел посмотреть свое хозяйство. Как оно велось в его отсутствие?
Вышел на поле, постоял у суслона, ощупывая остистые колосья, прикидывая про себя, хватит ли хлеба хоть до рождества. Ячмень был сжат еще не весь. Надо убрать, пока не осыпался или не загнил на корню. Много надо успеть еще сделать. Надо и ячмень обмолотить, и картофель выкопать, и зябь вспахать, и привезти на поле торфа и навоза. Да и камни надо опять поубирать. Вон их сколько наросло — скоро и семени некуда будет бросить. У Поавилы было такое ощущение, словно земля истосковалась по его рукам, заждалась. Он начал собирать камни и бросать их в груду ранее собранных. Потом сходил за ломом и принялся выкорчевывать большой камень, о который как-то сломал сошник. Надо же его, наконец, убрать. Поавила всадил лом глубоко под камень… Вон какой кусок землицы он занимает, Все, глядишь, поле будет побольше. Может, Теппана и в самом деле даст лошадь, раз обещал. Интересно, чья это лошадь? Поавила налегал на лом изо всех сил, но камень не поддавался. Видать, засел глубоко. Без помощи сыновей его не вывернешь. А ребята уехали за лодкой. Пора бы им уже и вернуться… Поавила выпрямился, посмотрел на озеро. Да, вон они едут.