— Да, дом без хозяина, как лодка без гребца среди озера, — вздохнула Анни, оторвавшись от работы.
С лавки, где сидели деревенские парии и девушки, то и дело раздавался дружный смех. Молодежь отгадывала загадки.
— Ищет, ищет, а найти не хочет. Что это?
— Сеть чинят.
— А это что? — спросил один из отрядовцев. — Как ночь начинается, так два мохнатых…
— Не надо таких загадок, — прервала его Иро.
Наталия тоже стыдливо потупилась. Парни рассмеялись.
— Да ничего такого тут нет, — сказал Хуоти. — Это — ресницы. Как ночь начинается, они и встречаются.
— А я-то думала… — протянула Иро.
Опять грянул смех.
— Чего вы смеетесь, — обиделась Иро и, чтобы отвлечь внимание от себя, предложила сыграть в желания.
— Кто чего желает?
Всем хотелось чего-то такого, что, подобно волшебной палочке, изменило бы жизнь в лучшую сторону. Вот заиметь бы пьексы, в которых можно перешагивать через озера и горы. Или коня, который…
Когда-то, давным-давно, любил помечтать и Срамппа-Самппа. Теперь об этом времени остались одни лишь грустные воспоминания. Совсем дряхлым стал пирттиярвский звонарь.
— Я так ничего другого не желал бы, лишь бы народ мог жить в мире. И чтобы хлеба хватало на весь год, — молвил Самппа, протягивая внучке починенную пьексу. — А тебе, Микки, пора домой, — продолжал старик. — Уже на дворе темно, можно и с нечистым повстречаться. Мне тоже пора на печь. Какие старому радости, лишь бы тепло было. Кх-кх.
Молодежь стала расходиться по домам.
— Можно проводить тебя? — спросил Хуоти у Наталии, когда они вышли на двор.
— Проводи.
Было уже так темно, что они прошли мимо притаившегося за углом Ханнеса, не заметив его. Ханнес поджидал кого-то. С тех пор как изгнали белофиннов, Ханнес остерегался появляться там, где могли быть парни из отряда.
— Иро! — негромко окликнул он вышедшую из избы девушку.
Ханнес схватил Иро за руку, что-то зашептал ей, и они скрылись в темноте.
Напившись чаю после бани, Пулька-Поавила сразу же лег спать. Делать больше было нечего. У него теперь не было даже мерина, которого надо было поить по вечерам. Доариэ тоже скоро легла рядом с мужем.
— Как же мы сено-то привезем с Ливоёки? — вздохнула она.
— Самим придется впрягаться в сани, что же еще делать, — ответил Поавила. Помолчав, спросил: — Когда тебе рожать?
— Точно день я не могу сказать…
Поавила уже спал, когда с посиделок прибежал Микки.
— А Хуоти? — сонно спросила мать.
— Пошел провожать Наталию.
Молодость! Когда-то и ее, Доариэ, провожали домой с посиделок… Все тогда было хорошо, красиво… Перед глазами одна за другой вставали картины далеких лет. Так, вспоминая свою молодость, Доариэ и уснула.
Утром она встала первой. Было совсем рано. Она подоила корову, поставила самовар и стала будить Хуоти.
— Вставай, полуночник.
За завтраком Микки похвастался:
— Самппа посулил мне щенка.
— Собаки только и не хватает… — буркнула мать. — Самим есть нечего.
— Придется Хуоти тоже вступить в отряд, — сказал Поавила. — На один паек не проживешь…
— В солдаты? — ужаснулась Доариэ.
На этом разговор и оборвался: Микки заметил из окна парней, вернувшихся из финского плена.
— Вот они…
Поавила тоже подошел к окну. Мимо дома шагали двое парней в английских мундирах, только без винтовок. Направлялись они, по-видимому, на погост.
Поавила взглянул на озеро. Поднимался ветер, и волны в устье залива схлестывались сильнее, чем обычно. И Поавила подумал: лучше будет, если смотреть сети поедут они с Доариэ. Микки, конечно, ехать на озеро не хочется. Ладно, пусть поиграет со сверстниками. Успеет еще, наработается. Сегодня же воскресенье.
— Давай я сяду на весла, — предложил Поавила, когда они с Доариэ вышли на причал. — Тебе же в твоем положении трудно будет.
— Ничего. Ветер попутный, — ответила жена и, как всегда, села грести.
Поавила стал подгребать.
— Что это? — спросил он, разглядывая какие-то темные пятна на сиденье.
— Кажется, кровь, — догадалась Доариэ, вспомнив, что отступавшие белофинны перевозили на их лодке раненых.