— Я же сам ни копейки не платил, — продолжал Теппана, не обращая внимания на ворчание отца. — Бери, бери. Конь хороший, финской породы.
Пулька-Поавила, довольный, повел коня к себе домой, но не через деревню, а по задам. Ему не хотелось, чтобы кто-нибудь видел, как он ведет чужую лошадь. Впрочем, какое кому дело…
— Чью лошадь ведешь? — услышал он вдруг голос Крикку-Карппы, как на грех, оказавшегося на своем репнике.
— Свою.
Крикку-Карппа подошел к самой изгороди, чтобы получше рассмотреть лошадь.
— Теппана дал. У него два коня…
Крикку-Карппа не поверил.
— Не дал ли он как Охво давал? Тот тоже как напьется — подарит коня, проспится — придет и обратно берет.
Доариэ тоже не поверила. Не может быть, чтобы бесплатно… Но не желая портить настроение мужу, только сказала:
— Надо чем-нибудь заплатить…
На радостях Поавила притащил коню огромную охапку свежего сена. Пусть поест, завтра соху лучше потянет. Вот у него опять своя лошадь. Интересно, какой у нее норов? Завтра увидим.
Едва забрезжил рассвет, как Поавила уже выехал в поле. Надо вспахать пары, пока не ударили морозы. «Коли поле помнишь, и тебя поле вспомнит», — часто повторял отец Поавилы.
— Ну, пошла!
Налегая на ручки сохи, Поавила старался пахать как можно глубже. Вот это — настоящая работа. Тут думаешь только о том, чтобы борозда шла прямо и получалась достаточно глубокой.
Поавила так увлекся работой, что не слышал, как его окликнули.
— Эй, Поавила. Оглох, что ли?
На краю, пашни стоял парень из их взвода.
— Тпру! Ну что?
— Тебе заступать в караул.
— Уж и поле не дадут вспахать, — пробормотал Поавила. Сердито сопя, он привязал вожжи к ручкам сохи и пошел домой.
По дороге раздражение его все усиливалось. В самом деле… Раньше никто не приходил на поле и не отрывал от работы. Паши себе, пока сил хватит. Ну, случалось, ливень пойдет. Или соха налетит на камень и поломается. Или, скажем, пожар в деревне. А теперь — в караул! Гм! Впрочем, мужики из отряда тут ни при чем. Виноватых надо искать не здесь, а там, в большом мире, где всякое теперь творится. Все равно… Уже и пахать спокойно не дают. Морозы вот-вот нагрянут…
Войдя в избу, он бросил шапку на пол и, матерясь, стал топтать ее.
— Эмяс, эмяс…
Доариэ плюхнулась на лавку, не смея ничего сказать. Что это случилось с Поавилой? Эк разошелся. Неужто Теппана пришел и забрал свою лошадь?
Хуоти тоже притих как мышь, недоумевая, на кого это отец так рассердился.
Отведя душу, Поавила взял из угла винтовку и протянул Хуоти:
— Пойдешь в дозор! Ты помоложе. А с Теппаной я договорюсь.
Когда Хуоти ушел, Доариэ сказала мужу:
— Шапку-то подними.
Поавила поднял шапку, нахлобучил ее на голову и, ничего не говоря, пошел опять на поле.
«Пусть парень постоит в карауле у границы. Все, глядишь, спокойнее пахать можно», — подумал Поавила, взявшись опять за ручки сохи. Он так торопился вспахать поле, словно боялся, что у него отберут коня. Он проработал бы до самого вечера, не позови его Микки на обед.
— Теперь уж точно поле будет вспахано, — сказал Поавила, садясь за стол.
— Спасибо за это Теппане, — заметила Доариэ.
Она хотела спросить, чей же это конь, но не решилась.
После обеда Поавила не сразу пошел на работу. Надо же дать и лошади поесть и отдохнуть. Он лег на лавку, стараясь вздремнуть. Но заснуть не удалось. «Ладно, зимой будет время отдыхать», — решил он и встал.
Земли у Пульки-Поавилы было немного, и с пахотой он справился за три дня.
— А теперь и снег мог бы пойти, чтоб можно было съездить за торфом, — говорил Поавила, похлопывая лошадь по взмокшим бокам.
С тех пор, как в Пирттиярви перешли от подсечного земледелия к обработке полей, землю приходилось удобрять, иначе она не кормила своих сеятелей. Да и с удобрениями она мало кого кормила. Лишь тех, у кого было много скота. Но им тоже приходилось добавлять к навозу торф, не говоря уже о тех, кто имел всего одну коровенку. Осенью на полях ставили навозные кучи. Слой торфа, сверху слой навоза, опять — торф и опять--навоз. Зиму эта куча «созревала», а весной ее, разворошив, разбрасывали по всему полю. Такие кучи возвышались на поле у каждого хозяина. У кого побольше, у кого поменьше. Была даже поговорка: «Видно по куче, где живут лучше».
Пульке-Поавиле не пришлось долго ждать — выпал первый снег. Правда, был он мокрый, но зато его выпало так много, что можно было поехать за торфом.
— Ну, ребята, беремся за мотыги, — объявил Поавила сыновьям.