Выбрать главу

— Пошли!

Емельян послушно пошел.

— Ведь я… для тебя хотел…

— Ах, для меня!

Через несколько шагов Емельян опять сказал:

— Я не у крестьян… Сам же ты говорил, что религия — это опиум.

— Опиум и есть. — Донов остановился. — Слышишь, как бабы галдят?

Из деревни доносились возбужденные крики. Бабы, действительно, разошлись вовсю. Их не надо было гнать на собрание. Сами сбежались и стариков своих привели.

— Подумать только — церковь ограбили! Богохульники! Нехристи!

— Мы люди темные. Что с нами считаться…

— Неужто она такая, эта новая власть?

Все замолчали, когда Донов с вестовым вошли в избу.

— Здравствуйте, крещеные!

На приветствие Донова никто не ответил. Донов задумался. С чего начать? Начал он с сена, но один из стариков, с окладистой бородой, перебил его:

— Чего там… Сена у нас хватит.

Но кто-то из баб дернул его за рукав.

— Пусть говорит. Скотину нечем кормить, а ты… Давай говори.

— Красная Армия у бедных не берет, — успел сказать Донов, как бородач опять вмешался.

— Нонче мы все одинаково бедные.

Крестьяне уже усвоили одну истину: времена настали такие, что лучше быть бедным, чем богатым.

— …Завтра с вами рассчитаются, — пообещал Донов. — Придет интендант полка и заплатит новыми деньгами.

— А на кой ляд они нам. Подтираться, что ли… — раздался смешок.

— Тише вы, — зашумели бабы.

— Что касается того, что некоторые красноармейцы по своей несознательности взяли церковное имущество, то… — Донов взглянул на Емельяна… — то боец Емельян Петров пришел просить от имени этих красноармейцев у вас прощения…

В избе перестали смеяться. Просить прощения? Такого раньше не бывало. Бабы и мужики оторопели. Емельян тоже растерялся. Он до того оцепенел, что не мог и слова выдавить.

— Ну говори, — толкнул его Донов.

— Напрасно это вы, бабы, — начал Емельян сладким голосом. — Зря вы… Мы кровь проливаем… за вас… голодные воюем. Командир верно говорил… несознательные мы еще… Но погодите. Вот как разгромим империалистов всего мира, то мы…

— Ишь обхаживает. Что кот вокруг горячей каши.

— Ш-ш…

— …а потом советская власть научит баб грамоте, — разглагольствовал Емельян.

— Неужто?!

— …и вы узнаете, как земля летает вокруг солнца…

— Земля-то! — всплеснула руками старушка, которая приходила жаловаться на Емельяна. — Это что, вокруг солнышка-то летает? Который десяток на земле живу, а солнышко все из-за нашего поля поднимается. А мне, слава богу, уже восьмой десяток пошел… Кому ты голову морочишь? Ишь, вокруг солнца… Ай-ай-ай…

Тут в избу влетели ребятишки и наперебой закричали:

— Аэроплан летит!

Все выбежали на улицу.

Самолет летел низко. С колокольни церкви и со станции захлопали винтовочные выстрелы, но самолет улетел дальше, в сторону Медвежьей Горы. Через минуту послышался грохот орудий.

— А-вой-вой! Начинается! — завыли бабы, разбегаясь.

Донов поспешно зашагал на станцию. Емельян трусил за ним.

— Снег-то, гляди, какой… — говорил Емельян. — Дело к весне идет.

Вряд ли Донов расслышал, что ему говорил Емельян: он с тревогой вслушивался в артиллерийскую канонаду, с каждой минутой приближавшуюся к Уросозеру. Неужели белым удалось прорваться?

Рота, державшая оборону на правом фланге, у Восмосалми, понесла большие потери, осталась без командира и не смогла удержать противника, рвавшегося к Повенцу. На левом фланге, на Паданском направлении, белые тоже напирали все с большей силой, и положение стало угрожающим, но стоявший там второй батальон финского полка оборонялся пока успешно. Харьюла ходил туда выяснять обстановку…

Орудия грохотали уже совсем близко… В штаб вбежал запыхавшийся Соболев.

— У них бронепоезд… Ребята Вастена на прошлой неделе взорвали мост… Каким-то образом они его восстановили.

Белые восстановили мост и теперь их бронепоезд подходил к Уросозеру. Однако дойти до станции ему не удалось — пути оказались разрушенными во многих местах. Воспользовавшись передышкой, Донов решил отойти на более выгодные позиции. Остатки его изрядно потрепанного полка отступили на станцию Масельгскую. Туда же к тому времени прибыл построенный рабочими Путиловского завода бронепоезд. Но силы все равно были неравные, и после тяжелых боев Масельгскую пришлось оставить.