— На тебя похож, — сказала Иро.
Ханнес растерялся.
— Иро? — наконец выдавил он.
— На тебя похож, — повторила Иро, показывая ребенка.
— На меня? — Ханнес пожал плечами. — Ты же его из Кеми принесла.
— А ты забыл, как мы с тобой… там… на сеновале? — спросила Иро.
— Да ведь ты же сама хотела, — сказал Ханнес со смешком.
— Так я же хотела, чтоб тебе хорошо было, — тихо сказала Иро.
— Мне сейчас некогда. Видишь, что творится, — нетерпеливо сказал Ханнес. — Иди куда-нибудь, спрячься. Сейчас начнется стрельба.
Иро никуда не пошла. Она стояла, с трудом удерживая слезы. Она и сама не понимала, что с ней происходит. Ее охватило отчаяние. Увидев, что ее мать направляется к ним, она вдруг выхватила из руки Ханнеса маузер и направила на него дуло.
— Ты что, рехнулась? Ты что? — испуганно повторял Ханнес, вырывая маузер из рук Иро.
— Доченька, пойдем, — сказала мать и взяла у Иро ребенка.
Ханнес промычал что-то невнятное, махнул рукой и пошел к окопам.
Окопы докопать они не успели: пришел приказ отступить из деревни. Ханнес так торопился, что даже не зашел в дом попрощаться с родными, укрывшимися в подполье.
В деревне стало тихо, как на кладбище. Через некоторое время люди начали вылезать из укрытий, выглядывать из дверей. Первыми на улицу выбежали мальчишки.
— Ушли!! — кричали они радостно.
Но тут же перепугались: из леса появились люди с винтовками наперевес и с криком «ура!» побежали к деревне. Их было так много, что все поле казалось черным. Впереди бежал парень, размахивая маузером.
В деревне парень сунул маузер в деревянную кобуру, сел на камень у избы Хёкки-Хуотари и достал из внутреннего кармана тетрадку. Положив тетрадку на колени, он стал что-то рисовать в ней. Мальчишки подошли поближе.
— Карту рисует, — шепнул Микки.
Подошел Ховатта, и парень с маузером сказал:
— Надо бы соединить провода, чтобы позвонить на погост…
Когда связь была восстановлена, командир войницких партизан пошел к Хилиппе и позвонил оттуда в Вуоккиниеми.
— Парвиайнен у телефона, — ответил голос в трубке.
Парвиайнен, учитель по профессии, тоже был один из тех финнов, которые осенью тайком пришли в пограничную Карелию, «пробуждать» братьев-соплеменников. На бухгалтерских курсах в Ухте он преподавал географию. Теперь он являлся главнокомандующим ухтинской «освободительной» армии. Так, значит, белые еще в Вуоккиниеми. А может быть, они и в Ухте?
— Здравствуй, ла́хтари, — приветствовал командир партизан своего бывшего учителя.
— Ах, чертов пуникки, ты уже там? — удивился Парвиайнен и выругался.
— Да, мы здесь. Если вы немедленно не уберетесь из Вуоккиниеми, то окажетесь на кладбище, когда мы придем туда…
Среди партизан Микки заметил своег браота Хуоти. Он разговаривал с каким-то незнакомым человеком. Потом они оба направились к ним. Микки пошел следом. Когда он вошел в избу, мать говорила, утирая слезы, своему зятю:
— Да и угостить-то нечем. Сети не смотрели. Съездили бы вы, ребята, посмотрели. А как там Анни-то? Здорова ли? Подожди, я хоть самовар поставлю.. Говоришь, не в гости пришли. А давно в гостях не были. Когда ж это в последний раз-то были? Да еще до войны. После и носа не казали, точно и тещи не существует. Ну да, дети, от них, конечно, никуда не денешься. А сколько их у вас? Четверо уже, а-вой-вой, время-то идет. Ну и как они? Не болеют?
Через час Хуоти и Микки вернулись с озера. Доариэ выбрала окуня покрупнее и сварила уху.
— Садись, зять, за стол, окунь-то совсем свежий. А хлеб у нас горький. Заморозок, видишь, прихватил ячмень. А был ли у вас заморозок?
Хуму-Хуоти не успел и пообедать, как пришел кто-то из партизан и сказал, что они выступают.
— Опять? — всполошилась Доариэ.
Прощаясь с зятем на дворе, она сказала:
— Приходите с Анни погостить и ребятишек возьмите, чтобы увидеть, а то кто его знает…
Латваярвские партизаны тоже ушли, но они пошли не на погост, а домой. Надо было готовиться к сенокосу, скоро им предстояло отправиться на лесные пожни. В Пирттиярви оставались только свои, и тут вдруг обнаружилось, что куда-то пропал Хёкка-Хуотари. Рано утром он повел лошадь в лес и в деревню не вернулся. Неужели с ним что-то случилось?
Летняя белая ночь. Солнце едва успеет скрыться за горизонт, как снова начинает медленно подниматься. И на озере тихо-тихо, вода только чуть-чуть вздрагивает там, где рыба охотится за насекомыми. Кто бы ни оказался на лоне природы в такую ночь, — залюбуется ее красотой.
— Ребята, смотрите! — сказал Харьюла. — Красота-то какая! Совсем как у нас на Сайме.