От острова, где жил Пекко, до острова Калмосаари, где находилось деревенское кладбище, было совсем недалеко.
Несколько сильных гребков — и лодка уткнулась в берег Калмосаари.
На самом берегу росли молодые березки, рябина, кочки под ними поросли черникой и брусникой, а дальше, в глубине острова, возвышались древние ели. Между деревьями стояли почерневшие кресты, вросшие в землю, полуразвалившиеся «гробницы». В этой земле покоилось немало известных жителей Латваярви. Тимо Пертту, или Мийноа Тимо с Хаапаваары, добывший более двадцати медведей. Известный знахарь Кузьма Ахонен. А самыми прославленными были рунопевцы Архиппа Перттунен и его сын Мийхкали. На могиле Мийхкали Хуоти увидел темно-серое мраморное надгробие с белым, тоже вытесанным из мрамора крестом. Мраморный памятник среди полусгнивших крестов! Это для Хуоти было полной неожиданностью. Почему-то он не знал ничего об этом. О Мийхкали он слышал — о нем рассказывала бабушка, которой доводилось заготовлять ягель в одних местах вместе с Мийхкали. А вот о памятнике никто не рассказывал. «Рунопевец Мийхкали Перттунен. 3.IX.1899» — было выбито на камне по-фински, а ниже — буквами поменьше: «Надгробие поставлено Финским литературным обществом».
У могилы отца Пекко перекрестился. Хуоти тоже перекрестился.
— Последние годы он совсем слепой был, — сказал Пекко.
Хуоти стоял взволнованный — перед ним вдруг словно открылось прошлое родного края. Маленький карельский народ вряд ли знает, какое прекрасное и великое у него прошлое. А надо, чтобы народ узнал. Но кто расскажет карелам об их прошлом?..
Из раздумий его вывел запричитавший неподалеку женский голос:
— Проводила я первенца милого в путь невозвратный в Туонелу, уложила под тяжесть тяжкую. Не придет сын поговорить со мной, не услышит печаль материнскую… — плакала женщина возле покосившегося креста.
У другого креста стояла старушка и просила простить ее за то, что не принесла с собой ничего «поесть-попить».
— У самих ничего нет, — объясняла она. — Сами корой питаемся. Опять налог с нас требуют. А чем платить-то? А-вой-вой, жизнь проклятая! Господи, прости…
Хуоти не пожалел, что поехал с Пекко на кладбище. Посещение могилы Мийхкали Перттунена произвело на него неизгладимое впечатление. Даже вернувшись из прошлого в настоящее и начав опять ходить из дома в дом со своими анкетами, он продолжал думать о том, что эти могилы народ будет навещать и через сто лет и что такие святые места есть не только в Латваярви, но и в других деревнях.
Трава уже выросла настолько, что пора было подумать о сенокосе. Пулька-Поавила начал понемногу подготавливать косы и грабли. Когда Хуоти вошел в избу, отец строгал из рябины зубья для граблей.
— Когда же это мы из бурных волн на спокойные воды выберемся? — спросил его отец. — Может, никогда?
Хуоти не понял, что хочет сказать отец.
— Даже грабли. Неужто Советская власть такая? — проворчал отец точно так же, как некоторые мужики в Латваярви.
У них в Пирттиярви тоже провели перепись сельскохозяйственного инвентаря, и то, что на учет брали все, вплоть до граблей, не одному Пульке-Поавиле не понравилось.
— Нет, такими штучками крестьян не заставишь землю обрабатывать, — сказал он «выжидательно взглянул на сына.
Хуоти чувствовал, что отец ждет от него ответа. Но что он может сказать? Он и сам не верил, что Советская власть именно такая. Может быть, все дело в некоторых работниках советских органов, пытающихся создать у крестьян превратное мнение о Советской власти? Ведь были и такие советские работники. Были и у них в волостном Совете. Повыше тоже могли быть.
— Да, конечно, — согласился отец, но видно было, что что-то продолжало его мучить.
Нет, дело было не только в граблях и серпах. Муку тоже всё не везли, хотя водный путь давно наладился. Может, там, за границей, кто-то мешает? Скоро начнется сенокос. У кого тогда будет время возить товар? А тут, глядишь, можно было бы и без лошади подзаработать, ведь муку будут перевозить через озеро на лодках.
Получилось так, как и предполагал Поавила. В тот самый день, когда они должны были отправиться на пожню, прошел слух, что муку доставили на границу. Поавила пошел к Ховатте. Ховатта служил на таможне, он должен был точно знать. Оказалось, правда. Так что появилась возможность заработать у себя дома. И даже обещают платить мукой! Кто в такое время откажется от приработка? А как быть с покосом? Сено тоже нужно скосить и высушить вовремя.
— Ты оставайся дома, — сказал Поавила Хуоти. — А мы с Микки как-нибудь управимся на покосе.