В карельской прозе «Водораздел» явился одним из первых крупных произведений, написанных непосредственно на материале национально-карельской народной жизни. В довоенной литературе Карелии таких произведений еще не было. В послевоенные десятилетия в литературе республики впервые заявила о себе группа творчески зрелых писателей-карел, для которых национально-карельская народная жизнь является естественной почвой, вскормившей и питающей их дарование. Преимущественно это выходцы из северной Карелии (кроме Н. Яккола, прозаики А. Тимонен, П. Пертту, О. Степанов, поэты Я. Ругоев, Н. Лайне), и именно жизнь карельского населения этого края в его прошлом и настоящем стала предметом их изображения. Написанные этими авторами произведения крупных жанров нередко имеют исторический уклон, повествование в них сосредоточено вокруг того эпохального рубежа, когда карельские крестьяне, обитатели глухих лесных селений, веками жившие патриархальной, обособленной и относительно застойной жизнью, неожиданно были вовлечены в стремительное историческое движение происшедшей в России революцией. Именно Октябрь, этот великий исторический «водораздел», вызвал к жизни те события, которые описываются и в книге Николая Яккола.
С точки зрения современного этапа развития карельской прозы это не просто «исторический жанр» в узком смысле слова. В книгах Н. Яккола и других карельских писателей выражается современная ступень национального самосознания молодого народа, осмысляющего свой путь и свое место в истории. Отсюда и сама «эпопейность», тяготение к хронологически широкому повествованию приобретает в литературном отношении особый смысл. Хотя для карельских прозаиков очень важен опыт более развитых литератур народов СССР, в том числе в жанре романа-эпопеи, однако, если исходить из внутреннего развития национально-карельской прозы, то тут нет момента «повторяемости», — напротив, здесь все делается впервые, и сами эпические жанры во многом еще только складываются, со свойственными раннему этапу «издержками», с преобладанием хроникальной «событийности» над психологической глубиной характеров. В этом отношении кое-что в «Водоразделе» может и не удовлетворить взыскательного читателя. Книга не свободна от некоторой композиционной несобранности, привлекаемые исторические факты не всегда художественно увязаны с внутренней жизнью героев, развертывание сюжета определяется подчас не столько логикой развития характеров, сколько хронологической последовательностью внешних событий. Важно, однако, не забывать при этом, что дело тут не только в индивидуальных возможностях авторского таланта и его повествовательной манеры, но и в некоторых общих моментах современного развития карельской прозы. Речь идет о первых опытах художественного освоения молодой национальной литературой нового национально-исторического материала, и автор «Водораздела», являясь пионером в этой области, во многом несомненно преуспел.
В произведении Николая Яккола ощутимо настойчивое стремление автора к строгому историзму повествования. Он против «модернизации» прошлого, против того, чтобы искусственно, задним числом «революционизировать» сознание своих героев. Темой его произведения является народ и революция, но он ни на минуту не забывает о том, что представляла собой тогда жизнь северных карельских крестьян, их социальный и духовный опыт.
Автор книги хорошо знает старую карельскую деревню, быт ее жителей, который в ту пору сохранял еще патриархальные черты. Крестьяне занимались примитивным земледелием, рыболовством, охотой. Медленно текут годы в Пирттиярви, один похожий на другой. Самые большие события здесь — неурожай, очередная выплата подати, приезд станового из далекого уездного города. А если с редким пришлым человеком и доходят сюда вести о событиях в «большом мире», то в головах лесных обитателей они часто принимают форму полулегенды, в которой действительность соседствует с вымыслом. Кажется, что эти люди остались где-то в стороне от главных дорог истории, а их собственная история вся в преданиях, иные сведения о ней им неизвестны.
Своеобразен духовный мир героев книги, связанный еще во многом с патриархально-родовым мышлением. Их мироощущение можно назвать образно-фольклорным, ему чужды еще абстрактные понятия и умозаключения, оно предполагает предельную конкретность восприятия окружающего мира. Вот как автор характеризует мышление своих героев, определяя тем самым и меру их понимания происшедшей в России революции:
«Они хорошо знали, когда созреет хлеб и его можно убирать, сколько бревен можно погрузить на панкореги, когда лучше всего ловится рыба, — но что такое революция, как власть от одного класса переходит к другому, они представляли смутно. Их мышление было конкретным, предметным, как у детей или первобытных людей. Чтобы освоить новое, они должны были сами испытать его, попробовать. Разобраться в запутанной обстановке того переломного времени, в перекрестных волнах быстро сменяющихся событий они были не в состоянии».