«Обстоятельства стали известны очень ограниченному кругу людей в самом начале процесса, приведшего к появлению Культуры. Это случилось после контакта с Зихдрен-Ремнантерами. Они, я полагаю, — и так они сами утверждали — были мучимы совестью. Или, может быть, лучше сказать — отягощены совестью. Зихдренам было неловко тащить этот маленький грязный секрет в Свёрнутое, поэтому они решили, что лучше будет сублимироваться без упоминания о нём, оставив своим Ремнантерам возможность разрешить ситуацию позже».
«Конечно, слухи обо всем этом ходили и раньше, но никто из тех, кто что-то знал в обществе гзилтов, не думал, что это имеет такое уж большое значение, до тех пор, пока история с присоединением/не присоединением к новой сверхцивилизации не стала витать в воздухе. На тот момент, к слову, мы даже не собирались называться „Культурой“ — ты знала об этом? Многие хотели, чтобы мы называли себя Чужими, я помню, ладно… в любом случае, голосование прошло за „Культуру“. Хотя, честно говоря, я за неё не голосовал. И в случае с „Чужими“, добавлю, тоже воздержался».
«Как бы ни было, а мы знали — команды переговорщиков знали — что есть что-то, что унаследовали Ремнантеры — какой-то тёмный секрет или нечто в этом роде — способный, так или иначе, повлиять на вопрос присоединения Гзилта. Возможно даже — слухи были безумными, отдельные из них — здесь затрагивались интересы не только Гзилта, поскольку вето против их присоединения, могло быть использовано одной или несколькими сторонами. Вопрос был вдвойне щекотливым, с учётом того, что Ремнантеры всё ещё хотели сохранить обстоятельство в тайне, даже после того, как оно было бы учтено в переговорах. Это вызывало определённые затруднения».
«Тогда ИИ придумал то, что выглядело как лучшее решение, чему, как я помню, мы все были приятно удивлены в то время. Это был знак будущего, если он вообще был».
«Итак, решение заключалось в том, что один добровольный представитель — одобренный другими членами его или ее команды, а не просто некий доброволец, получивший должность, один от каждого из соответствующих цивилизованных обществ — должен был согласиться выслушать свидетельства Зихдрен-Ремнантеров, проголосовать по ним — с правом вето — и затем забыть, о чем его просили голосовать.
Все это становилось возможным благодаря подготовке сознания каждого из этих представителей до того, как они услышат секрет, с последующим — после того, как они его услышат — стиранием части их памяти. Нас всех заверили, что технически такое вполне осуществимо, надежно и ни в коем случае не опасно, и максимум, что мы забудем, — это воспоминания одного дня. Так что мы в итоге согласились».
«И это случилось — мы все услышали большой, ужасный секрет, но, очевидно, он не был таким уж большим или ужасным, потому что никто не запретил гзилтам присоединиться к новой, собранной воедино цивилизации — мы уже тогда называли себя дворнягами, ощущая себя при этом очень остроумными и радикальными. Гзилты получили разрешение стать частью Культуры… хотя в итоге они не приняли предложение, отказавшись присоединиться.
Оно и к лучшему, подумалось многим. Мы все так думали тогда».
«…Вот только один из участников переговоров, некий представитель Нгароэ КьиРиа из федералитета Бухдрена — то есть я — позже вспомнил, что именно он слышал, а так же и то, что от него ожидали, что он забудет то, что он слышал, и что, как думали все остальные и он сам, он забыл.
Дело в том, что я всегда интересовался долгосрочной жизнью, уже в те времена, и особенно сохранением воспоминаний, которые без особых условий могли бы быть забыты, переписаны, утрачены в процессе длительного существования. Поэтому я проводил некоторые экспериментальные исследования сознания, биохимические операции по изменению химии мозга, не все из которых были законны или даже целесообразны с медицинской точки зрения, и большинство, честно говоря, не работали, так что мне и в голову не приходило, что это может помешать этой штуке, которой нас пичкали во время переговоров, воздействовать на память. Прошло время, и я вспомнил все те вещи, которые должен был забыть, благодаря исправлению, о котором даже не подозревал: что-то, что клиницисты, возможно, добавили в качестве эксперимента, а потом либо забыли сказать мне об этом либо решили — ха! что об этом лучше не упоминать. В любом случае, эффект продолжался, оставался и развивался, включённый во все другие процедуры, изменений и дополнений, через которые я проходил с тех пор».