Тяжкую потерю в хозяйстве Онька встретил будто бы спокойно. «Как пришло, так и ушло»,— говорил он домашним, а ночью вскакивал и шарил под лавкой, ища сапоги.
— Куда ты? — спрашивала Ульяна.
— Жеребчик ржет. Пить, верно, хочет.
— Это уже в голове у тебя ржет от старости,— сердито откликалась Ульяна и тяжко вздыхала во тьме.
Лишь тогда Онька вспоминал, что жеребчика уже нет, и нащупывал на карнизе трубку.
Зимой Онька стал думать да гадать, каким бы это делом заняться, чтобы оно приносило хозяйству доход, и решил портняжить. Разыскал в сундучке старые ножницы, которыми стриг овец, взял аршин и поплелся на хутора.
В одном хуторе соорудил такую свитку, что хозяин гнался за ним с оглоблей до самой Трояновки.
Неудач Онька не признавал и перекочевал в другой хутор. Там взялся за кожухи. Кроил, мурлыкал себе под нос, и кожух вышел хотя и не очень ладный, однако носить можно. Осталось только деревяшечки пришить, так как пуговиц не было. Хозяин вышел во двор, а Онька украл бараний смушек и приметал к своей свитке: будет из чего хорошую шапку пошить. Распрощался с хозяином, взял аршин в руки — и к двери. Дядько глядь, а у Оньки на спине бараний смушек. Вместо того чтобы пришить его изнутри, Онька заторопился и припасовал его сверху. Шкурку хозяин оторвал и вытурил Оньку из хаты, не заплатив за работу. На том и закончилось его портняжничество. Теперь он томился в хате без дела.
Раскурив трубку угольком, он сел на стульчик у двери и долго сидел, задумавшись и шевеля губами.
В сенях затопали, заскрипели снегом. Онька выскочил туда и возвратился в перевернутой задом наперед шапке.
— Давай рыбу жареную, самогон доставай. Полицаи пришли.
— Эге ж, как раз для них жарила.
— А я тебе говорю — давай, а то могут такую пропозицию сделать, что вместо хаты хлев будет.
Ульяна грохнула сковородой.
— И не гляну. Пускай делают, что хотят.
Пришлось Орысе нести сковороду. Когда она вошла в горницу, за столом, упираясь островерхой смушковой шапкой в потолок, сидел Гошка. Синяя бекеша расстегнута, рожа сизая, глаза в красных прожилках, как у быка. Северин Джмелик в неизменной кубанке и кавалерийской куртке, с карабином за плечами, потирал замерзшие руки. Белый чуб, покрытый инеем, струился из-под шапки.
— Гости в хату — магарыч на стол. Такая служба. Эй ты, пан,— крикнул он немцу, который с интересом разглядывал вышитые рушники на стенах.— Шнапс. Тринкен? Гут?
— О-о-о! — закивал головой немец и жадно втянул ноздрями воздух, пропитанный запахом жареной рыбы.
Это был пожилой солдат — тыловик, веселый и шустрый. Он все время присвистывал, прищелкивал языком и топал сапогами в соломенных чунях. Потом поставил карабин в угол и полез за стол, не скинув шапки.
— Ну, скучаешь по Тимку? — осклабился Северин, быстрым взглядом окинув Орысю с ног до головы.
— А тебе что до этого?
— А то, что немцы таким, как он, головы сворачивают. А Тимко — дурень. Хамло. Был бы полицаем, а то пошел в армию служить. Зароют, как падаль. Молотилка-то день и ночь гудит.
Орыся побледнела, в глазах смятение.
— Это ты ему желаешь за то, что от тюрьмы тебя спас?
— Доброе забывается, а за плохое — платится.
— Что он тебе плохого сделал?
— Тебя украл. Ишь надул пузо, выше носа. Ха-ха!
В дверях показалась Ульяна. Лицо ее было надменным.
— Марш в кухню,— строго сказала она Орысе.
— Привет, маманя,— помахал кубанкой Джмелик.— Этот немчура дует самогон как сапожник. Именем немецкой империи — еще бутылочку.
Ульяна с гордо поднятой головой удалилась и закрыла за собой дверь в кухню.
— Все на меня злы, а я еще злей,— засмеялся Джмелик, наливая Гошке самогону.— Пей, Гошка, потому что ты дурень. Ты дурень и г… Я б тебе всадил пулю в затылок за милую душу.
— Гы-гы! — засмеялся Гошка и тяжело задвигал челюстью.
— Пан, ты немец? А какого черта ты к нам пришел?
Немец перестал жевать и уставился на Джмелика пьяными глазами, стараясь понять, что ему говорят. Он решил, что его спрашивают, вкусна ли рыба, и быстро закивал головой, зашлепал жирными губами, повторяя:
— Каррошо. Есть каррошо.
— Подавись костью, еще лучше будет. Ты нас с Гошкой повезешь в Германию? Повезешь? А я плюю на твою Германию. Мне и здесь хорошо. Только чтоб твоего духу здесь не было и большевиков тоже. Понял? А чтоб мы были с Гошкой. Но Гошка дурак, такой же дурак, как ты. Связать вас одной веревкой и на скотомогильник. Дед Онька, правду я говорю?