Ники хорошо понимал, что управление огромным государством дело сложное и ответственное и что широкая спина Столыпина могла бы прикрыть его от неурядиц, рядом с ним Романов мог работать во всю мощь и без помех.
Когда в барак неожиданно вошел Александр Михайлович, то вдовствующая императрица лила слезы, а Николай Александрович нервно курил папиросу.
— Мы устали вас ждать на улице. Все забеспокоились.
— Мы уже закончили разговор, — тихо ответила Мария Федоровна.
— Ники тебе надо уехать куда-нибудь, — вдруг сказал великий князь.
— И куда же я должен, по-твоему, отправиться?
— В какую-нибудь европейскую страну.
— Если мы не сможем остаться в России, то нам придется уехать за границу.
Ники сказал это серьезно с затаенным оживлением и с дикой печалью в синих глазах.
— Ты раздумывал, куда вы сможете отбыть?
— Думаю, что это будет Англия.
— Как же это все глупо.
— Как только все успокоится, мы немедленно возвратимся обратно. Но я надеюсь, что все еще образуется с божьей помощью. Бог видит, что я все делал для того, чтобы успокоить ситуацию в стране, — ответил серьезно Ники, но печаль не исчезла из его глаз.
Наговорившись и наревевшись вволю, Романовы отправились на вечерний обед в губернаторский дом. На фоне происшедшей трагедии обед прошел безрадостно. Не произносились пышные тосты, не велись помпезные речи. В воздухе витало тревожное чувство. После трапезы и горьких разговоров мать вернулась в свой поезд.
Утром пятого марта мать с сыном пришли в переполненный офицерами и солдатами городской храм Святой Троицы. Романовы прошли на свое царское место, и вдруг вдовствующая императрица заметила генерал-адъютанта Алексеева. Заместитель Романова, стоя на коленях, молился перед святым образом Спасителя.
— Посмотри налево там Алексеев стоит.
— Я уже заметил его.
— Идем к нему, я хочу ему высказать в лицо все, что думаю.
— Не нужно этого делать, — с какой-то тоской в душе сказал Ники.
— Как он может одновременно молиться Богу и предавать тебя?
— Разве он один такой? В эти дни я столкнулся с целой чередой предательств.
— Мне противно смотреть на него.
— Я тебя понимаю, но мы не должны вести себя также, как они.
— Хорошо, пускай это будет на его совести, — с притворной покорностью согласилась мать.
— У него нет ее.
Начался молебен, и священник впервые не помянул в своих молитвах имя русского православного царя. После церковной службы мать с сыном направились в вагон-ресторан вдовствующей императрицы, чтобы совместно позавтракать.
Седьмого марта Николай II написал обращение к горячо любимой армии, однако Гучков, получив копию обращения бывшего царя к армии, запретил Ставке Верховного Главнокомандования его публиковать, поэтому русские войска не услышали последние слова Романова. Они успели дойти только до армейских штабов.
В первые весенние дни вначале Совет депутатов, а затем Временное правительство приняли постановления об аресте Николая Александровича и его супруги Александры Федоровны. Для исполнения решения в Могилев отправились комиссары Временного правительства А. Бубликов, С. Грибунин, И. Калинин и В. Вершинин. Прибыв в Генеральный штаб Бубликов, тут же объявил Алексееву, что решением Временного правительства Романов арестован и что они прибыли за тем, чтобы сопроводить его в Царское Село.
— Прошу вас довести постановление правительства до бывшего царя.
— В сей же час это будет доложено, — согласился генерал.
Когда Алексеев сообщил Романову о цели прибытия комиссаров, Ники хмуро огладив рыжую бороду, ответил:
— Передайте им, что я сделаю все, что они мне скажут.
Комиссары занялись подготовкой поезда к отъезду. В первую очередь они составили список всех лиц, кому будет разрешено сопровождать бывшего царя в Царское Село. Многие лица из свиты в этот список не попали, но некоторые придворные по собственному почину покинули государя. Они посчитали, что теперь находиться рядом с бывшим царем слишком опасно. Среди этих лиц оказались и любимые Романовым люди. Из числа казаков разрешение получил вахмистр Пилипенко.
На следующий день Ники явился в управление штаба Верховного Главнокомандующего, чтобы попрощаться с офицерами. Он пришел в серой казачьей черкеске и с шашкой через плечо. На крепкой груди блистал георгиевский крест.