Вот еще один поворот, и еще...
И Ричард остановился у самой набережной. Хорошо, Большой канал обрамляли здоровенные каменные блоки, высоты которых было достаточно, чтобы в воду не упала приземистая телега.
Только сейчас Окен понял, как долго он бежал: солнце уже вот-вот должно было скрыться за крышами домов. Мачты казались стволами деревьев, майскими шестами, от которых тянулись ленточки. Плескалась вода: кораблей и лодок стало много меньше, так что можно было разглядеть Большой канал во всей его красе. Если, конечно, не принюхиваться: пахло отвратительно.
Здесь, у воды, было очень холодно. Даже ткань котты не помогала. Ричард переступил с ноги на ногу. Подул на озябшие руки. Огляделся. Крыс не было видно. В голове стучало: когда Ричард нервничал, обязательно голова начинала болеть и долго не проходила. Но.
Из-за кучи бочек доносились голоса. Виднелись отсветы, наверное, от костра или факела. А где огонь, там тепло!
Ричард не задумывался, что будет делать дальше. Сейчас ему хотелось только одного: согреться. А лучше бы он бежал со всех ног. Хотя, наверное, желание тепла навсегда изменило его жизни, не меньше, чем гибель родителей. Может, даже больше.
Это и вправду был костер. Вокруг него полукольцом расположились мальчишки: что это были не взрослые, можно было понять по маленькому росту и лица, заметные в отсветах пламени. И, кажется, они давным-давно не ночевали дома. Самый высокий из них держал над костром палку, на которую были нанизаны куски... Ричард пригляделся: хлеба, точно!
В животе забурчало. Он же ничего не ел!.. Да он даже не помнил, когда он ел в последний раз!
Ричард опустил взгляд на урчащую бездну, неким образом ставшую его животом, поднял - и понял: плохо дело. Парни глядели на него со злостью и азартом. А точнее, котту.
- Вещь!
- Бери!
- По башке настучим, заберем!
- А что стучать? Возьмем и так заберем!
- Небось, как девчонка кусаться будет!
Оборвыши начали окружать его. Ричард отступал, отступал, пока спина его не уткнулась во что-то холодное. Он, дрожа еще сильнее, оглянулся: камень. Дальше - только вода Большого канала. Бежать некуда. В висках застучало еще сильнее. Ричард подумал: а может, отдать котту? Но если отдаст, замерзнет! По-доброму с ними не получится. Все заберут! Да еще тумаков отвесят!
И помощи ждать было неоткуда. Как больно!
В голове появилась такая боль, что еще чуть-чуть, и лопнут виски. А еще - очень, ну очень страшно! Ричарда затошнило. В висках застучало еще пуще. Оборванцы вот-вот уже должны были обступить его, сорвать котту, ударить...
В голове будто что-то порвалось. Боль, уколов самую душу, исчезла. А парни застыли.
Из-за стука в ушах Ричард ничего не слышал. Он только видел: оборваны, разинув рты от страха, повернулись и дернули в разные стороны. Окен удивленно воззрился на их спины. И тут же на него упали капли воды. Он повернул голову: над рекой вспенился гигантский бурун, выше мачт. И был он - рядышком, протяни руку, и...
Ну вот Ричард и протянул. Огромная волна спала, обдав набережную пеной и брызгами. Котта враз промокла. Поднялся ветер (а может, он уже давно дул, - впопыхах Ричард не замечал). Стало холодно, очень холодно. И неимоверно одиноко.
- Костер! - в сердцах воскликнул Ричард.
Но тут же замолотил кулаками по воздуху: брызги от спавшего буруна затушили пламя. Остались только тлеющие угольки. Окен старался их раздуть, но - мокро! Слишком мокро!
Так Ричард и сидел возле костра. И думал.
В лесу он легко нашел бы путь! Но здесь - здесь был далеко не лес. Слишком темно, чтобы разглядеть то громадное здание столоначальников. Так. Надо было как-то искать...Но что? Надо вернуться туда! Ага!
Но Ричард так устал...Вот он чуть полежит, отдохнет...
Усталость навалилась на него беспробудным сном, совершенно лишенным сновидений. Может, это было к добру. Разве что, под самый конец, приснилась мама. Лица ее не было видно, но Ричард точно знал: это она. Только у нее было такое красивое летнее платье! Только у нее!
Ричард не мог ничего говорить. Мама тоже молчала. Она только махала рукой, звала, звала пойти, прогуляться. А там было тепло. Очень-очень тепло и светло. И вот, когда Ричард уже протянул руку, чтобы мама отвела его, все вокруг задрожало. Мама испугалась и убежала. А он остался один. И проснулся.
Его трясли за плечи. Толкали. Но достаточно мягко: не били, именно толкали. Чтобы, значит, проснулся.
А еще - его назвали по имени.
И назвали...
Назвала...
Тетушка!
Это же тетушка Сю! Мамина сестра!
- И что ты, Ричард Окен, здесь сделаешь, скажи-ка на милость!
Глава 3. Ричард.
Ричард сидел на самом краю стула, уже переставший дрожать, но все еще испуганно озиравшийся по сторонам. На него глядели шесть пар глаз, одинаково любопытных. Окен потянулся было за крендельком, но тут же одернул руку. А вдруг - много? Вдруг за вечер много?
- Да ты не бойся, Рик! Не бойся! Кушай! Кушай! Рассказывай! - тетушка Сю пододвинула глиняное блюдо с кренделями поближе к Ричарду. - Кушай! Смотреть на тебя страшно!
И Окен, уже совершенно никого не стесняясь, напал на крендели. Огроменные такие! К вечеру, правда, они успели затвердеть, но он сейчас этого совершенно не замечал, - только и делал, что поедал один из другим. Кажется, только после разрешения тетушки он понял, насколько же сильно проголодался.
- Ну Рик! Ну расскажи! Расскажи! - вдруг подал голос Бено, самый храбрый из малышни. Он был на четыре года младше Ричарда, но замечательно с ним ладил во все приезды. Может, потому именно Бено, качнув кудрявой головой, так бесстрашно требовал рассказа.
Протянутая за кренделем рука остановилась на полпути.
Ричард поднял взгляд на тетушку Сю, на дядю Бауза, а потом опустил глаза. Так всегда с ним бывало, когда предстояло рассказать важную историю. Ричард подбирал слова.
- Это...не совсем детская история, тетушка...
- А ну-ка, проводи маленьких, пусть пока у Бауза посидят, - кивнул Бауз, отмахиваясь от раздосадованных возгласов сына и двух дочек. Второй сын, которому едва стукнул второй год, пока что не знал, что такое досада. Он просто заплакал, да так сильно, что малышня тут же бросилась наутек из комнаты.
Они знали: если "мелкий" плачет, то лучше родителей не злить. Дверь комнаты закрылась за малышней, но Ричард был уверен: они стоят и ловят малейший шум, слушают, значит. Еще бы! Когда такие интересности могут случиться?!
Сюзанна Сауво принялась качать на руках малыша, надеясь его чуть успокоить. Бауз Сауво, в свою очередь, закрутил блюдечко (то самое, с кренделями) в руках. Он так часто делал, когда общался с папой... Общался...
- На сытый живот, оно, как говорится, рассказывается лучше. Верно? - Ричард не понял, у кого дядя спрашивает. Но на всякий случай, кивнул. - Вооот. И я говорю...Лучше...
Малыш заплакал пуще прежнего. Ричард даже не стал сдерживаться и закрыл ладонями уши. Сю вздохнула: Ричард это не то чтобы слышал, скорее, понял по ее выражению лица и движениям губ. Голова начала болеть, не так сильно, как у Большого канала, но все-таки. Главное, не потерять крендельки! Они такие вкусные! Только бы не стошнило! Обидно будет!..
Стало тише. Ричард оторвал ладони от ушей, и, вздохнув, начал рассказывать. Он растягивал слова, пересиливая себя, то и дело замолкал, не зная, что и как говорить. Тетя и дядя молчали. И молчание их еще сильнее давило на Ричарда, говорить становилось все сложнее и сложнее.