Рик пожал плечами. Дрова за деньги? Так можно выйти в лес и нарубить! Хотя...Он вспомнил, сколько пришлось ехать к рынку. Этак выйдешь из дому до зари, а дрова хорошо, если к вечеру следующего дня привезешь. А там, может, и пошлину потребуют...
А еще Ричарду все меньше и меньше нравился город: слишком много здесь говорили о деньгах. К сожалению или к счастью, он не знал, насколько часто. И сколь многое в Лефере зависело от тугости твоего кошелька.
Наконец, в печах завыло: воздух, как говорила мать. Испугался огня и побежал. Теперь Ричард понимал, почему воздух так боится. Он вспоминал, что случился с родителями...
Бревнышко выпало из его рук.
- Что такое? - тут же подлетел Бауз, едва не задев формы с хлебом.
- Родителей...Больше...В огне...Все... - Ричард опустился на пол, возле такой теплой печи, и закрыл лицо ладонями.
- Так! Рик! Все будет хорошо! Сюзанна все выяснит, вот увидишь, - Бауз похлопал парня по плечу: Ричард едва не отлетел в сторону - и откуда такая сила в этих руках!
Вдруг издалека пришел гул колокола. Ричард не придал ему особого значения, а вот Бауз заволновался.
- Так, Бено! Помогай! Как я тебя учил! Сам знаешь, что скоро будет! - Бауз словно забыл о Ричарде, принявшись закладывать хлеба в печки. - Быстрее!
- Я стараюсь, папа, стараюсь! - обиженно воскликнул Бено, лихорадочно перекладывая заготовки хлеба на высвободившийся садник. - Я успею! Я успею!
Наконец, все заготовки оказались в печах. Бауз не отходил от них, заглядывая внутрь то одной, то другой.
- И не шумите. Хлеб шума не любит, - вполголоса произнес он, потирая руками.
- Ага, - еще тише ответил Бено, прижав палец к сомкнутым губам. Мол, понял, все понял.
Ричард, перебравшись на сундук рядом с покрытым горками муки столом, старался даже тише дышать. Он любовался огнем в печах. Интересно, а зачем дядя Бауз держит их открытыми? Мама всегда закрывала печь, когда принималась за готовку. Мама...Никогда ему не попробовать маминой еды, никогда-никогда. Жизнь казалась Ричарду все более мрачной.
От тепла и ничегонеделанья захотелось спать. Ричард прикрыл глаза и провалился в забытье. Разбудил его только второй раз ударивший колокол. Бауз, все так же стоявший у печи, бросил, не поворачивая головы: "Бено!" - и вытянул правую руку. Бено тут же протянул ему садник.
- Вынимаем! Вынимаем! - напевал дядюшка, выкладывая на стол буханки.
Ричард ожидал чего-то грандиозного, но был разочарован: хлеба были много меньше тех, что ему выпекала мама. И как таким вообще можно наесться? Наверное, фунта два, много, три. Не больше! А мама какие выпекала! Ух! Долго можно есть! И главное, никогда не переводился: мука-то вот, сама, можно сказать, появляется! Правда, Ричард смутно помнил, что мама очень и очень долго не выпекала хлеб, но когда точно, не стал бы утверждать. Эти воспоминания Ричарду совершенно не нравились. Они были очень и очень темные и тоскливые. И голодные. Точно как путешествие в город...
Раздался третий удар колокола - а вскоре и стук в дверь.
- На этот раз успели! - довольно потер руки Бауз и пошел открывать.
На пороге - его освещали лучи всходящего солнца - возник сутулившийся человек. Одет он был в дублет цвета долго выпекавшейся булки. Штаны и шляпа с узкими полями ("Надо же! С пером! Настоящая ярмарка!") были одного цвета с дублетом. Хорошо хоть плащ был темно-синий! Только очень старый: Ричард легко заметил несколько дыр, на уровне пояса, зиявших в плотной ткани.
Бауз повел себя неожиданно: поклонился, да так низко, что его колпак доставал до самого пола. Ричард удивился: кто этот человек? Может, из городского совета? Тогда он точно ему может помочь!
- Дядюшка, а Вы...
- Ричард, пожалуйста, не лезь в дела, - зашикал Бауз, и обратился к гостю. - Проходите, проходите, дорогой мэтр Сезель! Пожалуйте! Только Вас и ждем!
Усач (а усы у него были широкие, разлапистые) кивнул и направился прямо к столу. Ричард опустил взгляд: сапоги (с истертыми носами, сплошь покрытые дорожной пылью) были в тон остальной одежде гостя. Окена это, почему-то, забавило. Он сам не мог понять, почему одинаковые цвета в одежде ему кажутся такими чудными.
Бено, похоже, знавший этого франта, жался к выходу на лестницу. Ричарду бы тоже где скрыться, но - поздно: между ним и дверью как раз застыл этот господин, придирчиво разглядывавший вкусно пахнувший хлеб.
- А это кто? - не поднимая головы, бросил гость. - Неужто подмастерье? А? Ведь запрещено, старина Бауз, запрещено...
- Это сын свояченицы. Просто решил поглазеть...
- Интересно же! Ух как интересно! - выпалил Ричард. - Ага! У меня отец... - голос дрогнул. - Мельник. Ага.
- Ну-ну, - пожал плечами "булочный" гость. Он, кажется, ничуть не поверил. - Ладно. Вот эта не очень соответствует.
Гость ткнул. У Ричарда даже слюнки потекли: до чего же красивой и аппетитной была та буханка! И как она может чему-то не соответствовать?
- Ваше слово - цеховое слово, мэтр Сезель! Конечно, конечно! Я свято чту цеховые правила! Заберите, чтобы не портить качество продукции нашего цеха! - дядюшка Бауз закивал. - Конечно, нужно бороться с плохим товаром.
- Вы, мэтр Бауз, как всегда, точно следуете цеховому уставу. Что мне в Вас и нравится, - совершенно не глядя на протянутый хлеб, отвечал "булочный". Но хлеб таки взял. - А в остальном - все отлично, как всегда. Всем бы так, мэтр Бауз!
Вот так он и пошел: с хлебом под мышкой. Не попрощался даже, выходя на улицу.
Бауз закрыл за ним дверь и навалился на нее, отирая пот со лба. И правда, жар от печей наполнял комнату.
- Ладно, - вскоре произнес Бауз, двигаясь к столу с хлебом. - Скоро покупатели набегут! Жалко, Сю от маленького отходить нельзя! Ей торговать куда лучше удается! Эх! Давайте, мальчики! Нужно поспеть к четвертому колоколу!
Если Рик и считал раньше, что на мельнице уйма работы, - он понял, что ошибался. Глубоко ошибался!
В доме Бауза помещалась не только собственно пекарня, но и лавка: ей отводилась треть первого этажа, а может, и больше. И только с виду казалось, будто бы все заканчивалось с четвертым колоколом. Нет: все только начиналось. Уже рассвело достаточно, чтобы можно было разглядеть лавку. Это было квадратное помещение, почти все занятое полками и корзинами. С утра пустые, они заполнялись свежеиспеченным хлебом.
- А что, все за день сметают? - Ричард, тащивший короб с хлебом, кивнул на полки.
- Все, что не продал за день, ты или должен выкинуть, или раздать бедным. Или сам съесть. Хорошо, что у нас с этим делом проблем никаких, - хохотнул Бауз.
Толстым он не выглядел. Ну совсем нет. А все-таки много хлеба он выпекал!
- А почему? - удивился Ричард.
- Цеховое правило - страшнее смерти, Рик, куда страшнее смерти. Ты и на том свете его должно соблюдать. Вишь, как оно бывает, - Бауз вытер пот со лба. - Бено! Я займусь делом. Как привезут яйца, дай знать!
- Конечно, пап! - серьезно (Ричард чуть не рассмеялся при этом) ответил Бено.
Он кое-как причесал рукой серые лохматые (в отца) волосы, отчего они покрылись мукой (ну точно, в отца!). Потряс кулачками, поплевал через левое плечо (на удачу) - и раскрыл ставни.
Ричард думал, что деревянная панель в половину стены - просто панель - но ошибся. Это, оказывается, были ставни, выходившие прямо на улицу. Она уже полнилась народом и шумом. Невероятным шумом.
Ричард пригляделся: за людьми - напротив - угадывалась ну точно такая же лавка, как у Бауза. Разве что вывеска была другая. Дядюшкину пекарню украшала металлическая буква "С", вся в завитках, очень похожая на крендель. У соседей же красовалась буква "т", из вершины которой торчали колоски.
- Смотри-ка! Тома уже выставили товар! - обиженно воскликнул Бено. - Пора и нам! А то отстанем! Быстрее, Рик! Быстрее!
И они вдвоем с Бено опустошили корзины с горячим хлебом.
Вскоре к лавке подъехала телега, наполненная разномастными тюками, да в таком количестве, что должна была давно развалиться. Ричард не мог понять, как такие худющие волы себя-то передвигают, не говоря о повозке.