Мокро. Противный дождь падал на макушку. Ричард ненавидел мелкую морось. И прятаться стыдно - от жалкого подобия дождя! И лицу неприятно. А уж если дождь еще!
Ричард махнул было головой, чтобы избавиться от лишних мыслей, - но где-то позади глаз затрещало. Стало больно, так больно, как никогда раньше. Даже когда оса нос ужалила, не так болело!
Темно. Ослеп? Он боялся, очень боялся ослепнуть. Как ему тогда с ребятами играть? Он же их не увидит! А еще...
Снова больно. Десять, десять раз по десять ос жалили в голову, каждое мгновение. Думать уже было невозможно. Иногда это можно - не думать. Даже нужно. Вот как сейчас.
Ричард поднялся. Перед глазами плыло. Впереди прыгали пять камней. Но он ведь должен быть один?..
А еще - у Ричарда было десять рук. В свете луны...Так и лун пять штук!
Он глядел во все глаза. Но чем больше луна плясала, тем противнее становился кусок во рту. Комок гнилья застрял в горле. Не в силах сдержаться, Ричард наклонился, и комок вышел. Парень вытерся рукавом. Мама сильнее кричать не будет, нельзя еще сильнее, невозможно! - так что можно и рукавом.
Дождь усилился. Стало легче: холодная влага остужала пожар, горевший в голове. Можно было даже чуть-чуть думать. Но лучше не надо.
Стало еще больнее, и Ричард больше не думал - он пополз по краю Ямы. Склоны ее были очень ровными, это его просто земля подвела. А так ползти было легко. Разве что лопухи мешали. Вот он насобирает репьев-то дома! Нет, больно. Нельзя думать.
Он вылез из Ямы. Стало темнее: кусты и деревья нависали черными громадами. А вдруг Судья где-то там ходит? Нет, Ричард плохого не делал, разве что тот кусочек сахара...Больно. Не думать.
Поднялся с колен, и...снова ком. Еще противней прежнего. Да он столько целую неделю не ел, сколько выплюнул!
Хорошо, что дорога к дому была привычной. А то бы ему плутать да плутать!
Ветки хлестали по щекам, заставляя морщиться. В глаза то и дело лезли цветы да листья, но хуже были короткие побеги. Один ему даже глаз правый чуть не выколол!
А раз он даже споткнулся! За пенек (странно - вокруг же были только кусты!) нога зацепилась, и Ричард, взмахнув разок руками, повалился. Пенек был трухлявый, мягкий от старости и дождя, но торчавшие его корешки были очень крепкими, - этак Одри хватал за шиворот. Крепка у друга хватка, не выкрутишься!
Но все-таки пенек был не Одри, и Ричарду удалось выпутаться: он рванул запутавшуюся ногу, и уткнулся носом в землю. Выбрался. А вот и деревня!
К папе! К маме! Вон, даже огоньки горят кое-где! Ждут! Его ждут! Сейчас бы поесть!
Плохая мысль. Снов ком. Было немного стыдно: а вдруг кому испоганил огород?..
Отдышавшись, понесся (самом деле - едва волочил ноги) к мельнице. Вот только странно, - заборы не мешают. То есть они есть. Но потом - нет. Калитки, что ли, все открыли? Не может быть! Ричард с закрытыми глазами узнал бы это место. Вот здесь жил забияка Мерик. А уж у него-то забор - ого-го! Выше, чем у старосты! Втрое, а может, и впятеро! А где забор-то?
Ричард не понимал, почему в груди снова заколотило. Он ведь не бежал! А в груди-то стучит. Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук. С чего это?
Снова ком. На этот раз он кашлял и плевался долго, очень долго. Гадость в самый нос попала, так что пришлось еще и высморкаться. В рукав, куда ж еще? Нельзя просто так сморкаться, - мама говорила. Надо в тряпицу. Папа посмеивался, но ничего не говорил. Тряпицы не было, но рукав - чем не тряпичный? Хороший! Можно не стесняться.
Ричард наконец-то прочистил нос - и тут же в него ударил запах гари. Как он его не чувствовал прежде? Наверное, гадость еще с Ямы засела где-то позади ноздрей, глубоко, как при простуде. Что это? Неужто зажгли большой костер, чтобы он, Ричард, нашел по нему путь домой? Наверно, жгли, жгли, да кончились бревна...Да как же?..
Больно. Снова больно. Ричард снова поплелся. И заметил на тропинке груду тряпья. Это кто же потерял? Поднять и помочь надо! А то вдруг это его ждали, да позабыли здесь? Надо быть благодарным...Или может разбойников догоняли и оставили?.. Или - того хуже - от разбойников убегали?..
Ричард подошел поближе. Так это не тряпье! Это ж папа Мерика, дядя Уртик! Его обхватить - два Ричарда надо! Устал, спит. Разбудить надо, пусть к Мерику идет! Тот его ждет! Вечно дядя Уртик устанет и давай спать на дороге!
Ричард привычно затряс Уртика. От него скверно пахло, но не как обычно. Чем-то похоже на ту гадость, что во рту застряла. Ну прямо очень-очень.
Ричард затряс пуще прежнего.
- Дядя Уртик! Дядя Уртик! Вставайте! Вас мама Мерика ждет! Тетя Аглая ждет! Ну дядя Уртик!
Обычно помогало. Как мериковой мамы имя скажешь, так дядя Уртик подпрыгивает и домой! Только его и видели!
- Слышите? Тетя Аглая ждет! Ну дядя Уртик! - голова сильно болела, но как дядю Уртика оставишь? А то вдруг кто поутру зашибет!
Поутру! Родители же его ждут! Мама плачет! Папа за охапку осоки хватается! Домой! Скорее домой!
Хорошо хоть собаки молчали. А то бы голова раскололась надвое! Нет, натрое!
Перед глазами зарябило. Было сперва два родных дома, потом - пять, потом они соединились в один. Но самой-самой темной ночи не остановить его! Уж родной дом он завсегда узнает!
Ричард остановился у распахнутой калитки. На ступенях сидели три папы. То есть один папа! Это просто голова болит! Папа ждет! Папа очень ждет! Вот, Ричард пришел!
- Папа! Папа! Ты только не кричи! Я - от разбойников! Как Одри закричал, я сразу побежал! Только не осокой! Только не осокой! Я к вам бежал, предупредить! - затараторил, а сам побежал к папе, обнять. Все теперь хорошо.
- Папка! - радостно обнял. Папа не злится, вот, даже не кричит.
Совсем ничего не говорит.
Совсем?
А почему не дышит? Совсем!
Ричард посмотрел на папу. Он все так же сидел на ступеньках. И смотрел вверх. Ладони намокли - не иначе, со страху. Ричард отстранился. Папа сердится? Когда папа молчит - быть беде...Даже мама выбегает из дому к речке, переждеть.
А вдруг сейчас за ухо дернет?
Но папа не дергает за ухо. Все смотрит.
- Папка, ну я правда...Я торопился...Просто - упал...
Голова заболела. Слезы потекли из глаз. Как же так? Почему он так сердится? Почему молчит? Почему в груди как будто Одри пальцами нутро самое сжимает?
- Ну отругай меня! Только не молчи! Ну пап!
Ричард попятился - и споткнулся. Земля ударилась о голову так же неожиданно, как пропадала из-под ног мгновенье назад. Мальчик пошарил руками - и наткнулся на еще одного пьяного...Нет...пьяную...Но эти ладони...Эти руки...Мама!!!
Ричард подскочил, да так, что в голове вновь заболело. Ему было до колик в животе стыдно перед мамой и папкой, но сейчас комок был самым горьким. И самым маленьким.
В лунном свете он увидел маму. Она тоже смотрела куда-то вверх. И сжимала руками...У нее из живота торчала...Торчал...
- Мама! - Ричард упал, обхватив голову мамы руками.
Мертвой мамы. Обломок стрелы торчал у нее из груди. Она умерла. Умерла. Голова раскалывалась. А может, еще жива? Может, это она просто так играется? Ну правда, играется, ведь мама играется!
- Мама!!! - Ричард теребил волосы, плечи...
Без толку. Мама умерла.
Теперь Ричард понял, что и папка - тоже. И дядя Уртик.
И это не запах большого-большого костра... Это все разбойники!..
- Эй! - Ричард засопел, перепугавшись насмерть.
Он так кричал, так у него болела голова, что те подкрались незаметно.
Их было много, очень много! Разбойники! Это все они!
- За маму! За папку! - Ричард закричал изо всех сил и понесся на них. Но только голова заболела, и он упал.
А сейчас и его - за мамой. И за папой. И он ничего не боится. Совсем-совсем ничего.
В голове, чуть пониже глаз, стучало: "Пять - пришло время...".
- За маму! За папку! - Ричард молотил кулаками воздух! Пусть убивают, но он не сдастся! Не сдастся!
- Да прекрати же ты! - гаркнул один из разбойников.