– Он был таким милым симпатичным мальчиком. Я покажу его фотографии. – Вытерев руки о цветастый передник, Юлия отправилась за старыми фотографиями.
Возвратившись, Чарльз застал их обеих сидящими на диване, склонившись над семейным альбомом. Чарльз обрадовался, увидев, как они хорошо поладили.
К ужину вернулся Уильям. Он весело поздоровался с Рейчел и предоставил ей полный отчет о состоянии дел на его огороде.
– Она абсолютно не интересуется такими вещами, Уильям: у них есть кухарка.
– Нет-нет, вы напрасно. Когда я была маленькой, то практически жила у садовника, тратя уйму времени на выращивание овощей. Садовник был непревзойденным мастером по выращиванию лука.
Уильям тотчас же проникся к гостье теплой симпатией. Она показалась ему девушкой обыкновенной, простой и домашней, совсем не дерзкой нахалкой, как предсказывала Юлия.
– Тогда я с удовольствием покажу вам завтра свой участок.
– Чудесно! – воскликнула Рейчел.
В приготовлении ужина Юлия превзошла саму себя. На стол подали жареного цыпленка, двух видов овощной гарнир и три блюда из картофеля. Завершалось все это изобилие блюдом, которое, как пояснил Чарльз, в семье шутя называли «Тайное оружие мамы».
– Я уже видел множество крепких мужчин, которые влюблялись в маму навечно от одного вида этого мощного «оружия».
– Ах, Чарльз, – смеясь, запротестовала Юлия, – помолчи, ты ставишь меня в неловкое положение.
Рейчел в этот момент думала о том, что когда-нибудь настанет столь долгожданный миг, когда они с Чарльзом будут очень близки друг с другом. В семье чувствуешь себя так уютно.
Уильям сел напротив Юлии, занявшей место во главе стола, а Чарльз и Рейчел сели от них по бокам. Юлия, стоя, делила цыпленка на порции.
– Ножку или крылышко, дорогой? – спросила она Уильяма, которому полагался первый кусок. Рейчел, не успев опомниться, увидела на своей тарелке целую гору еды. Без конца суетившаяся Юлия и мысли не допускала о том, чтобы разрешить кому-то помочь ей.
– Да угомонись ты, ради Бога. Сядь, – сказал Чарльз. – Тебе некогда даже поесть.
– Только Элизабет знает мои секреты, – возразила она тоном, не терпящим возражений, и продолжала, как челнок, сновать из комнаты в кухню.
«Тайное оружие» оказалось не что иное, как просто бисквит с пропиткой из хереса, залитый взбитыми сливками. Рейчел чуть было не вывернуло наизнанку. Больше всего на свете она ненавидела бисквит с винной пропиткой и взбитыми сливками, рисовый пудинг и манную кашу. Торжественно водрузили на стол бисквит, который тут же внимательно оценили Чарльз и Уильям.
– Крем, разумеется, домашний, – с великой гордостью заявила Юлия. Отказываться от этого блюда для Рейчел было просто бесполезно.
Хорошо пропитавшийся хересом кусок бисквита, покрытый желтым заварным кремом и обильно залитый густыми сливками, лежал перед ней на десертной тарелке, в чинном ожидании ложки. Рейчел взглянула на Чарльза, ища поддержки, но он склонился над своей тарелкой и поглощал свой кусок с благоговейным трепетом почитания.
– Давай, Рейчел, смелее, – подстегнула ее Юлия. – Пока еще ни один человек не задумывался, есть или не есть этот мой десерт.
«Ну, все, конец», – подумала про себя Юлия, но первая ложечка показалась ей даже очень вкусной. Рейчел уже окрылилась надеждой, что желудок не допустит предательского шага, как вдруг к горлу подступила тошнота. Она вскочила и пулей помчалась в уборную возле кухни. Все хозяева могли на слух убедиться, насколько худо стало их гостье.
– Бедное дитя. Совсем не приучена к домашней пище, – сокрушенно посетовала Юлия. – Чарльз, пойди взгляни, как там она. Мы с отцом помоем посуду.
– Мне так неловко, Чарльз, – позже извинялась Рейчел. Они сидели в комнате Элизабет. – Боюсь, мне действительно лучше прилечь здесь. Не возражаешь, если я прямо сейчас лягу спать.
В дверь осторожно постучали.
– Чашечку чаю кому-нибудь? – спросила Юлия, заглядывая в дверь.
– Пойдем, Чарльз. Бедняжке Рейчел нужно поспать.
– Иду, мама. – И Чарльз последовал за матерью, деловито спускавшейся по лестнице.
Рейчел чувствовала себя в идиотском состоянии. «Какая неугомонность!» – думала она про себя. Комнаты были крошечные, но до отказа набиты мебелью и всякой всячиной. Она лежала в кровати Элизабет и по-прежнему ощущала тошноту, страстно желая очутиться в тишине и покое своего дома. Она не имела возможности даже выглянуть в окно: оно было наглухо занавешено тюлью и шторами. Пестрые полосы ковра никак не гармонировали с вышитыми салфеточками на подголовниках кресел. Картина «Дама в зеленом», которую Рейчел видела над камином в столовой, кружилась и рассыпалась в сознании, словно маленькие цветные осколки в детском калейдоскопе.
– Чарльз? Вы не, гм… ну, знаешь, я хочу сказать… она, кажется, не из тех девиц, которые…
– Мама, мы все давно выяснили и расставили по своим местам. Это совершенно не твое дело.
– Знаю, дорогой, но как твоя мать я обязана позаботиться о твоем будущем.
– Тебе она нравится? – это вдруг внезапно стало для Чарльза очень важным.
– У нее нет семьи, Чарльз. Вот что меня больше всего беспокоит. Но ведь должна же она быть чьим-то ребенком.
– Ой, мама, какое это сейчас имеет значение? Такие люди, как мы, тоже не учились в университетах. Все меняется.
– Но должны же мы придерживаться хотя бы каких-то наших устоявшихся принципов, – пожимая плечами, возразила Юлия. – Если ты не увидишь мать девушки, как узнаешь, кого берешь в жены! Кроме того, Чарльз, она не умеет готовить, вести в доме хозяйство, не знает элементарных истин, чтобы стать хорошей женой и матерью. Об этом ты подумал?
– Уж этому-то она с успехом научится у тебя. Велика премудрость! Любой идиот сумеет одолеть нехитрую науку стряпни и с помощью «Хувера» пылесосить квартиру.
Нужно было подбросить топлива в кухонную плиту марки «Реберн». Юлия открыла дверцы. Красный свет догоравших угольков выхватил из полумрака морщинки на ее лице. Подхватив совок угля, привычным и быстрым движением она метнула его в печь. Положив совок, Юлия посмотрела на сына, и в улыбке промелькнула знакомая затаенная боль. Она слегка рукой растерла поясницу.
– Ты прав, Чарльз. Она всему может научиться у меня. Хватит об этом.
Чарльз отправился в свою комнату с чувством ужасной вины. «Как ей удается вызывать во мне это чувство, если я не сделал ничего такого предосудительного, чтобы заслужить его?» Он провел тревожную ночь, просыпаясь всякий раз, чтобы прислушаться к спору родителей, в котором отчетливо звучал ее резкий торопливый голос, наступательно перекрывавший едва слышное бормотание робко возражавшего ей отца. Юлия без конца ночью вставала попить воды в ванной комнате. Она полностью не доверяла Чарльзу.
На самом же деле ей абсолютно не стоило беспокоиться.
– Если ты девственница, тогда я отношусь к этому с уважением, – говорил Чарльз. – Я не должен чувствовать себя обязанным лишать тебя этого, иначе, если мы расстанемся, мне придется чувствовать себя чудовищным подонком.
– Знаешь, если честно, то я совершенно не против. Я люблю тебя, Чарльз, и давай займемся любовью, если хочешь. Буду еще больше счастлива. – Нет. Я много думал об этом, Рейчел, и ради нас двоих, лучше наслаждаться тем, что есть.
На том они и порешили. Все их любовные утехи сводились к жарким страстным ласкам и поцелуям. Рейчел очень расстраивалась, однако прекрасно сознавала, как ей повезло, что отыскался мужчина, относившийся к женщинам с уважением, поэтому довольствовалась чувством безопасности. У Чарльза гора с плеч свалилась, так как вокруг было предостаточно девочек, которые прибегут по первому зову, не возлагая никакой последующей ответственности. Чарльзу становилось дурно от мысли, что такая девушка, как Рейчел, могла забеременеть, а он был бы обязан жениться на ней. Утруждать себя, вдаваясь в сложные объяснения перед Юлией, он не собирался вообще. С какой такой стати? Если ей хотелось вообразить самое худшее, это ее дело. Пусть пеняет на себя.