– Не волнуйся, мне очень любопытно. А я и не знала, что вы работали в театре, госпожа Бэлфор Джеймс.
– Именно это он никогда и не позволяет мне забыть…
Синтия Бэлфор Джеймс когда-то была очень красивой. Но, увы, к великому сожалению, она влюбилась в Джонатана.
– Никогда не влюбляйся в профессионального игрока, – неустанно повторяла она Клэр. Все ее мечты о жизни благородной хозяйки поместья разбились вдребезги о бесконечную вереницу порочных лет Джонатана, который погряз в пьянстве и азартных играх. Семья полностью отвернулась от них, и они жили на жалкие доходы от некогда богатых состояний семейств. На их счастье, прежде чем они окончательно пустили на ветер свое имущество, оказавшись вынужденными продать с молотка дом, освободился домик викария неподалеку от Шафтсбери. Брат Джонатана, юрист, оставил имущественное право за Джонатаном, при условии, что остававшиеся небольшие деньги поступят в распоряжение его фирмы, и Джонатан получит разрешение. Дядя вносил также плату за обучение Клэр и ее брата Робина.
Это был большой, неуютный, открытый всем ветрам, дом. Денег на содержание прислуги не было, поэтому с годами дом пришел в окончательную негодность. Госпожа Бэлфор Джеймс пыталась готовить и содержать жилье в относительной чистоте, но все ее попытки оказывались тщетными. Привольно жилось в этом семействе только многочисленным кошкам и собакам, которые бродили по всему дому и двору. Все же Джонатан любил соблюдать приличия, а окружавшие соседи смирились с его причудами, так как, в конце концов, он являлся одним из них. Это расположение однако отнюдь не распространялось на его супругу. О девочках из варьете принято было думать, что они относились к тому же разряду, что и американки: несдержанные, шумные и вульгарные. Как ни пыталась Синтия доказать им обратное, ничего не получилось, тогда-то она и пристрастилась к бутылке.
– Когда нам дадут чего-нибудь поесть в этом проклятом доме? – заревел господин Бэлфор Джеймс.
– Этим займусь я, – заявила Клэр.
– Я помогу тебе, – охотно поддержала ее Рейчел. Как только они вдвоем вышли из комнаты, Рейчел сказала:
– Ты не рассердишься? Правда? Но это напоминает мне пьесу.
– Тебе следует научиться в ней жить, – горько сказала Клэр.
– Мне теперь понятно, почему ты так отчаянно пытаешься выбраться из нее.
Придя на кухню, они отыскали холодную индейку и буженину.
– Не трать силы на картошку в печи, – предупредила Клэр. – Она ее сожгла. Возьми мясо, а я возьму сыр и фрукты.
По пути в столовую, проходя через длинный, темный, насквозь промерзший коридор, она медленно проговорила:
– Знаешь, я решила, причем, только вчера, что если Майкл все-таки заберет это кольцо у матери и мы обручимся, я брошу Эксетер и буду жить с ним.
– Не поженившись?
– Не поженившись.
Они уже были у двери в столовую, поэтому разговор прервался.
«Бедняжка Клэр, – подумала Рейчел. – А у меня-то был вчера такой счастливый день. – Она подумала об ожидавшем ее Чарльзе. – Я обязательно ему позвоню, как только вернусь домой», – пообещала она себе.
К счастью, Рейчел пришлась Джонатану по душе.
– Ты из хорошего рода, девочка, – похвалил он. – Гены говорят сами за себя. Хорошая кровь. Кто твои предки?
– Я не знаю.
– Ты не знаешь? – изумился Джонатан. – Ты хочешь сказать, что ты незаконнорожденная?
– Я так предполагаю, – засмеялась Рейчел. – Вы единственный человек, который меня так назвал.
– Если это останется самым плохим прозвищем для вас, то считайте, вам крупно повезло, – ухмыльнулась Синтия, подняв свой стакан. Опорожнив его, Синтия попыталась нетвердой рукой положить себе на тарелку кусочек индюшки.
– А мне, Клэр? Ты дашь мне чего-нибудь поесть? – Джонатан стукнул вилкой по столу. – Почему ты все время возишься с этой пьяной проституткой, когда я умираю с голоду?
Вилка продолжала настойчиво стучать по столу, выражая волю ее хозяина. Две дремавшие возле камина собаки вскочили и заметались по комнате. Кошка, спрыгнув с подоконника, забралась под стул Синтии. Она сидела в напряженном ожидании, мурлыча и сверкая зелеными глазами в предвкушении удовольствия: вдруг кусочек индюшки соскользнет с вилки хозяйки и свалится на пол.
На этот раз кошка просчиталась. Синтия отодвинула стул и неуклюже попыталась запустить свою тарелку с едой в Джонатана. Она промахнулась, и тарелка ударилась о стену у него за спиной. Две собаки тут же подскочили и начали с рычанием вырывать друг у друга разбросанную по полу еду.
– Я убью тебя! – вопила Синтия. – Жалкий, негодный извращенец!
– Пошли, Рейчел. Пусть они одни тут разберутся.
– А они не убьют друг друга, если их оставить в таком состоянии?
– Маловероятно. Думаю, что если бы они задумали это на самом деле, то наверняка сделали бы это давным-давно. Иногда мне действительно этого хочется, а иногда у меня возникает дикое желание сделать это своей рукой.
– Твоя мать правда была проституткой?
– Нет. В то время за танцовщицами строго следили. Конечно, каждая могла по своему желанию нарушить любой запрет, но я верю ей, когда она говорит, что единственной ее целью в то время был брак с богатым человеком, чтобы вырваться из нищеты жалкой домашней жизни.
– Должно быть, она когда-то была очень красива.
– Да, бесспорно. Но она оказалась глупышкой. Я знаю, как мне обращаться с Майклом, потому что я уже прошла суровую школу, годами практикуясь со своим папашей. Пока он еще не совсем пьян, но к вечеру начнет буянить. Только я и могу успокоить его.
– Как? – спросила Рейчел, думая, что, наверняка, здесь без смирительной рубашки не обойдешься.
– Я обращаюсь с ним как с озорным маленьким мальчиком. Он любит, когда его наказывают. Я беру кнут и хлыщу его до тех пор, пока он не начинает визжать, после этого на несколько дней становится смирным, как овечка.
– Клэр, – поразилась Рейчел, – но это же просто ужасно.
– Нет, вовсе нет. Ты просто не представляешь, сколько мужчин любят такое обращение.
– А Майкл?
– Не знаю. Пока рано говорить.
Их разговор прервался звоном разбитых тарелок и визгом Синтии, что Джонатан погубит ее. Клэр опустила голову и сказала Рейчел:
– Думаю, тебе лучше уйти, пока не стало совсем худо.
– Ладно, я позвоню кухарке. Но мне не хочется оставлять тебя вот так одну, Клэр. – Крики и вопли продолжались и не стихали.
– Не беспокойся. Я справлялась с этим уже столько лет. Спасибо, что заехала. Теперь, пожалуйста, уезжай поскорее, пока война не перешла на эту территорию. А я пошла искать свой кнут.
Рейчел не чаяла, как ей поскорее уйти из этого дома. Одно дело читать в книжках, где герой, выведенный из себя упорствующей возлюбленной, с криком снимает свой сапог, и совсем другое, когда это происходит в реальной, а не в выдуманной жизни, причем, с хорошо известными тебе людьми.
«Слава богу, Чарльз не такой», – подумала она про себя.
Не успев вернуться в дом тетушки Эмили, Рейчел тут же бросилась к телефону. Ответила Юлия.
– Здравствуй, Рейчел, дорогая моя. С Новым годом! С Днем подарков! Мы так были рады видеть тебя в канун Рождества!… Чарльз? Его нет дома, голубушка. Он со своей школьной подружкой. Ее зовут…Бренда, по-моему. Хорошо, дорогая. Я обязательно передам ему, что ты звонила.
Рейчел положила трубку.
«Странно, но я не помню, чтобы он упоминал кого-то из своих подруг по имени Бренда. Мне надо будет спросить его о ней».
Юлия повесила телефонную трубку и злорадно улыбнулась. Чарльз вернулся домой поздно вечером, и мать крикнула ему с кухни, что звонила Рейчел.
– Да? Она что-нибудь мне передала? Нет. Просто попросила меня сказать тебе о ее звонке.
– Когда это было?
– Думаю, около шести часов.
– Ну, теперь звонить ей слишком поздно, – сказал Чарльз, – оставим до завтра. – Он вошел на кухню перекусить, перед тем как лечь спать. Он склонился и поцеловал мать, пожелав ей доброй ночи.
– Вижу, Бренда по-прежнему пользуется теми же дешевыми духами, дорогой, – Юлия слегка поморщилась. Они стояли посреди кухни и смотрели друг на друга. – Спокойной ночи, дорогой. Приятного сна, – улыбнулась Юлия сыну.