Воцерковление заканчивается после четвертой молитвы обычным отпустом. И в свете вышесказанного мы теперь можем понять смысл послекрещального обряда, который в настоящее время даже в богослужебных указаниях называется воцерковлением, но который фактически является заключительной частью крещения младенца, в отличие от крещального чинопоследования для взрослых. Последнее, как мы знаем, реализуется в шествии новокрещенных из крестильни в церковь и в их участии в Евхаристии. Однако ребенок не может «шествовать», а должен быть взят и принесен в церковь. Таким образом, в действительности это то же самое шествие, но приспособленное к обстоятельствам крещения младенца:
Таже прием священник отроча, начертавает крест им пред враты храма, глаголя:
Воцерковляется раб Божий (имярек), во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь.
Во–первых: «врата». Крещение как вступление в Церковь и в ней — в новую жизнь Царства Божия.
Таже вводит е во храм, глаголя:
Внидет в дом Твой, поклонится ко храму Святому Твоему.
После входа: сама жизнь Церкви предстает как восхваление и поклонение, как «радость, мир и праведность» Царства.
И входит посреде храма, глаголя:
Посреде Церкве воспоет Тя.
И, наконец: Церковь сама как шествие и восхождение к небесному Царству, конечному исполнению всей жизни в Боге.
Таже вводит пред дверьми жертвенника…
И обряд завершается эсхатологической песнью св. Симеона Богоприимца: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему с миром: яко видеста очи мои спасение Твое…» Крещение приводит нас в Церковь; а Церковь, приводя нас ко Христовой трапезе, делает нас — сейчас, в этом мире, в этой жизни — участниками и свидетелями Спасения, уготованного Богом и исполненного во Христе.
Заключение
В заключение нашей работы естественно спросить: что же все это значит? Как это все может быть использовано и применено в сегодняшней практике, в мире, кажущемся столь радикально отличным от того, в котором возникли, развились и были так органичны описанные выше обряды? Этот вопрос необходим, потому что с религиозной точки зрения ничего нет вреднее, чем жить иллюзиями в искусственно созданном прошлом и искать в «освященных древностью» красивых обрядах убежища от прозаического и тягостного настоящего. Такая религиозная установка, столь присущая нашему времени, явно противоречит христианской вере, целью которой является преобразование жизни, а не религиозные суррогаты. Если настоящая работа будет понята как призыв к буквальному восстановлению прошлого, то это неправильно, ибо буквального восстановления не бывает. Не менее вредно, однако, отвергать прошлое на том только основании, что оно — прошлое, т. е. принимать за чистую монету нынешние рассуждения о радикальной революции сознания и о невозможности для современного человека принять идеи прошлого. Если мы не веруем, что Святой Дух водительствует Церковью сегодня, как Он водительствовал ею вчера и будет водительствовать до скончания мира, что Христос «вчера и сегодня и во веки Тот же» (Евр. 13:8), то мы, очевидно, не веруем в Церковь и она представляет собой для нас либо ценное «культурное наследие», подлежащее сохранению, либо архаическое прошлое, от которого следует отказаться.
Если же мы все–таки веруем в Церковь, то изучение ее прошлого должно иметь лишь одну цель: снова и снова искать и осваивать то, что в ее учении и жизни является поистине вечным, т. е. то, что выходит за пределы категорий прошлого, настоящего и будущего и способно преобразовать нашу жизнь во все времена и при всех обстоятельствах. И если наша работа о крещении показывает расхождения между прошлым и настоящим, то мы надеемся, что из нее видно также, что эти расхождения вызваны не каким–либо радикальным изменением человека, не несоответствием будто бы устаревших идей современному человеку, как многие думают сегодня, но коренится в прогрессирующем отходе самих христиан от их собственной традиции, от того отношения к миру, которое вытекает из их веры и выражается в их богослужении.