Из-за перегородки вышел дядя Андрей, Колин
отец. Тоже злой.
—Это ты, Эчук, учишь Николая плохим делам?
—сердито спросил он.
Эчук с удивлением посмотрел на Колю, стараясь
угадать, что же такое он сказал отцу? Коля покачал
головой: мол, ничего не говорил, ни словечка. Эчук
понял его знаки.
—Ты, дядя Андрей, зря так говоришь,— сказал Эчук, смотря прямо в глаза Колиному отцу.— Мы ничего плохого не сделали.
—Тогда зачем шляетесь до полуночи?
—Мы не шлялись.
—Тогда где же вы были, черт вас побери?
—Напрасно сердишься, дядя Андрей. Мы с
Колей и Васли Мосоловым хорошее дело делаем.
Дядя Андрей, все еще недоверчиво поглядывая
на сына и на Эчука, присел к столу и уже
не так сердито спросил:
—Почему же Николай ничего не рассказал,
не объяснил? Вот поэтому пришлось его маленько
ремнем похлестать. Почему не сказал, Николай?
—Мы условились пока никому ничего не говорить,— не поднимая глаз от стакана молока, ответил
Коля.
—Даже отцу нельзя?
Коля ничего не ответил. Но дядя Андрей, видно
вспомнив, что у него у самого в детстве были свои
мальчишеские тайны, которые он с друзьями хранил
от взрослых, улыбнулся.
—Ну-ну, нельзя так нельзя,—и ушел опять
за перегородку.
—Ешь скорей, побежали к Васли! —заторопил
друга Эчук.
Коля одним глотком допил молоко, схватил недоеденный
кусок хлеба, и они побежали к Васли.
Мальчишеский совет происходил за сараем на
огороде. За ночь никто из них так ничего и
не придумал.
—Может быть, волостному старшине сказать?
—предложил Эчук.
—Волостной старшина приятель Ороспая, тоже
кулак, он ему ничего не сделает,—возразил Васли.
—Так ведь он поставлен на то, чтобы следить
за порядком в селе,—сказал Эчук.—Хоть он приятель
Ороспаю, все равно должен будет его
остановить.
—Так-то оно так...
Не придумав ничего лучше, друзья в конце концов
решили пойти в волостное правление к волостному
старшине.
Вениамин Федорович был озабочен. Летние каникулы
близились к концу. Уже и сенокос давно
окончился. Уже на некоторых полях началась уборка
яровых. А ремонт школы двигался медленно.
Вениамин Федорович нанял рабочих из иконописной
мастерской Платунова, теперь и сам не рад: деньги
они забрали, но работать не торопятся, приходится
ходить, уговаривать.
С утра Вениамин Федорович пошел в село, хотел
повидать подрядчика, но не застал его. Пришлось
ни с чем возвращаться домой.
Он проходил мимо волостного правления как раз
в то время, когда Васли, Эчук и ’Коля, сидя на
траве, ожидали волостного старшину.
Вениамин Федорович подошел к ребятам.
—Здравствуйте, Вениамин Федорович! —вскочил
на ноги Эчук.
Васли с Колей тоже встали:
—Здравствуйте, Вениамин Федорович!
—Здравствуйте, друзья,—ответил учитель.— Что вы тут делаете?
Ребята переглянулись. Наконец Эчук, переминаясь
с ноги на ногу, произнес неуверенно:
—Сказки рассказываем...
Учитель засмеялся:
—Нарочно пришли к волостному правлению,
чтобы рассказывать сказки?
—Нет, Вениамин Федорович,—сказал Васли,— мы пришли к волостному старшине, а его нет.
Вениамин Федорович вновь рассмеялся:
—Вот уж не знал, что мои ученики ведут дела
с волостным старшиной. Если бы не своими ушами
от вас это услышал, не поверил бы. Что же
за дела за такие у вас с волостным старшиной?
Ребята смущенно молчали.
—Секрет? Мне нельзя знать?
Васли посмотрел на друзей, как бы спрашивая
у них: можно ли открыться учителю?
—Можно,—сказал Эчук.
Тогда Васли рассказал, как Эчук узнал про
сборище у мельника, как они сегодня ночью выведали
у Веденея о том, что Вениамину Федоровичу
угрожает расправа.
—Веденей не врет,—закончил Васли,—и мы
решили предупредить волостного старшину.
Вениамин Федорович слушал Васли не перебивая
и думал с горечью: ≪Как темен народ! Ведь
я же учу детей грамоте, ради этого променял губернский
город на село, не жалею ни сил, ни
времени —и вот благодарность за все то доброе, что
я делаю...≫
Когда Васли кончил свой рассказ, учитель сказал:
—Спасибо, друзья, но к волостному старшине
вам идти незачем.
—Вениамин Федорович, вы же сами говорили
о злобе картов!
—Да, говорил. Действительно, карты злы, жадны,
но за меня, друзья, не беспокойтесь.—Он обнял
Васли и Эчука за плечи.—С такими друзьями, как
вы, никакие враги не страшны. Пойдемте-ка отсюда.
На углу Мельничной улицы ребята расстались
с учителем. Вениамин Федорович направился домой,
ребята пошли на пруд.
Волостному старшине все же стало известно, что
карт Ороспай что-то замышляет против учителя:
в деревне трудно что-либо скрыть. Поэтому, встретив
на улице карта, волостной старшина сказал ему:
—Ты, Ороспай, слыхать, опять что-то задумал
против учителя?
—Не пойму, о чем ты говоришь, господин старшина,— прикинулся,простачком карт.
—Сегодня вы идете против находящегося на
государственной службе учителя, завтра —против
меня... Так, что ли?
—Господин старшина, ни в чем мы не виноваты.
Зачем так говоришь? Если мы некрещеные марййцы,
значит, можно на нас всякую напраслину возводить?
—Вашей веры я не касаюсь. Но ежели что
с учителем случится, знайте: вина на вас будет.
Ороспай поспешил к Канаю Изваю.
3 Воды текут, берега остаются
—Может, Чепаковы донесли? —строил догадки
карт.— Да нет, не может быть,—возразил Канай
Извай.—Наверное, кто-нибудь подслушал наш
разговор.
—Кто же?
Канай Извай почесал в затылке.
—Бог его знает.
Весь день Канай Извай нет-нет да подумает,
каким образом стало известно волостному старшине
об их замыслах?
≪Постой-постой! —вдруг хлопнул он себя по
лбу.—А где пропадал ночью Веденей? Уж не он ли
разболтал?≫
—Веденей, иди-ка сюда! —позвал он сына, который
играл на улице.
Веденей прибежал.
—Что, отец?
—Кому говорил, что мы позавчера были у Че-
паковых?
—Никому не говорил,—дрогнувшим голосом
ответил мальчик.
—Врешь!
—Ей-богу, не говорил...
—Врешь и еще божишься, грешник! —Канай
Извай стал расстегивать ремень.
—Не бей, не бей! —взмолился Веденей.— Они заставили меня! Я не хотел, они заставили!
Веденей надеялся, что признание избавит его
от порки, но ошибся. Отец, узнав, что их с Ороспаем
замысел стал известен благодаря Веденею, выпорол
его так, что он два дня провалялся, охая, в постели.
После разговора с волостным старшиной карт
Ороспай притих, теперь никто в селе не слышал
от него ни одного плохого слова об учителе.
Г л а в а IX
В ПЕРВЫЙ ДЕНЬ УЧЕНЬЯ
Время шло, проходили дни за днями. Но ненависть
Ороспая к учителю не проходила, наоборот,
с каждым днем она разгоралась все больше. Ко50
нечно, стреноженной лошади сильнее хочется на
свободу. Ороспай чувствовал себя стреноженным
конем: злоба гложет сердце, а сделать ничего нельзя,
как будто путами его опутали. И своего обещания,
данного в священной роще перед всем народом,
он не исполнил: не понес никакой кары осквернитель
мольбища, да и неизвестно, кто этот осквернитель.
В глубине души сам Ороспай не верит, что тут
замешан русский учитель. Чувствует карт, что поколебалась