—Не слезу! —неслось с колокольни.—Вот сейчас
как ударю в колокол!
Васли узнал голос Эчука. Вокруг Ондропа уже
собралась кучка ребят: тут и Веденей, и Коля
Устюгов, и другие.
—Дядя Ондроп, зачем он туда залез? — спросил Васли.
—Черт, видно, его смутил,—сердито ответил
церковный сторож.
Эчук услышал его слова.
—Нехорошо в праздник черта поминать, дядя
Ондроп, да еще возле церкви. Становись на колени,
проси прощенья, а то сейчас ударю в колокол, чтобы
бог услышал твое богохульство.
Церковный сторож побледнел. Он подумал: ≪Если
мальчишка ударит в колокол, нарушит богослужение,
ведь мне несдобровать, попадет от отца
Ивана≫.
Ондроп выбежал на середину двора, чтобы увидеть
Эчука на колокольне, погрозил ему кулаком:
—Не тронь 'колокол, тебе говорю! Слезай,
поганец!
—Как ты смеешь грозить божьей церкви кулаком?— кричит сверху Эчук.—Становись на колени!
Молись! Проси прощения у бога!
—Я не церкви, я тебе грожу,—смутился Ондроп.— Ну ладно. ≪Господи боже, еже согреши
во дни сам словом, делом или помышлением, яко
благ и человеколюбец, прости мя...≫
—Читай громче, а то плохо слышно! —кричит
Эчук.—Мне и то не слыхать, а уж богу на небе
и подавно.
Ондроп вздохнул, поднял голову вверх и продолжал
громче:
—≪Ангела твоего хранителя пошли, покрываю-
ща и соблюдающа мя от всякого зла. Яко ты
хранитель душам и телесам нашим, отцу и сыну,
и святому духу, ныне и присно и во веки веков.
Аминь≫.
—Вот теперь хорошо,—сказал Эчук.—Отпускаю
твои грехи, дядя Ондроп. Сейчас слезу.
Церковный сторож с облегчением засмеялся: беда
миновала. Он подумал, что вот сейчас Эчук
слезет, он тут же его поймает и надерет уши. Но
Эчук тоже не лыком шит: слез с колокольни — да бегом, чтобы Ондроп его не схватил.
—Не попу, так хоть церковному сторожу досадил!
—говорил Эчук друзьям.
...На четвертый день рождества на двор к старой
Герасимихе пришли семеро ребят. Закипела веселая
работа. Прошло совсем немного времени, а поленница
напиленных и наколотых дров уже выросла
и в длину и в высоту.
Ребята пилят в две пилы. Попилят —отдохнут.
Во время отдыха Эчук рассказывает разные истории,
услышанные от помольцев. На мельнице всегда
много народа; пока ожидают очереди, чего-чего
не наговорят.
—Вот нижнетурекские марийцы рассказывали
одну историю,—начал очередной рассказ Эчук.— Однажды в рождественскую ночь Тропимова Ок-
сйна пошла гадать в баню. Поймала черную кошку.
В полночь налила лохань водой с краями, поставила
на пол посреди бани. Взяла в руки кошку, наклонилась
над водой и говорит, как требуется: ≪Черная
кошка, черная кошка, покажи в этой воде моего
суженого. Хочу увидеть его лицо...≫ Смотрит, смотрит
—ничего в воде не видит. Снова говорит: ≪Кошка,
кошка, покажи суженого≫. И на этот раз ничего
не увидела. Вдруг в бане что-то загремело, повалилось...
Вскочила Оксина с лавки, бросилась бежать,
а от страху даже двери не видит. Налетела на
стенку, кричит: ≪Пусти меня, дверь, не губи!≫ Толкает
стену, а стена, конечно, не открывается. Уж так
испугалась, так испугалась! В окошко вылезла.
Прибежала домой, рассказывает матери: ≪Меня
дверь из бани не пускала≫.
Ребята засмеялись.
—Ну и мастак ты рассказывать! —одобрительно
сказал Коля Устюгов Эчуку.—≪Меня дверь
из бани не пускала≫!
—А вчера один мариец из Олор вот какую
историю рассказал...—начал было Эчук.
Но тут его перебил Васли:
—Потом расскажешь, сейчас пора опять за
работу браться.
Вновь закипела работа. Одно за другим взваливаются
бревна на козлы, визжит пила, падают
опиленные плахи, их тут же подхватывают и раскалывают.
Васли с Веденеем взялись за толстое тяжелое
бревно, но поднять его не смогли.
—Эчук, Коля! —позвал Васли.—Помогите поднести
бревно.
—Может, лучше его на месте распилить? — предложил Эчук.
—На земле пилить неудобно,—сказал Веденей.— Ничего, вчетвером донесем.
Бревно было очень тяжелое, но вчетвером ребята
все же подняли его и понесли.
Когда подошли к козлам, Васли подал команду:
—Бросай!
Как раз в этот момент Эчук поскользнулся, нога
у него подвернулась, и он упал под бревно. Коля
и Васли уже отпустили свой конец, бревно поддерживал
один Веденей; если и он бросит бревно, оно
придавит Эчука. Инстинктивно Эчук оттолкнул
бревно от себя, и оно всей тяжестью навалилось на
Веденея, сбив его с ног.
—О-ой! —страшным голосом закричал Веденей.
Ребята бросились к нему. Подняли бревно, откатили
в сторону.
—Веденей, Веденей, тебе больно?
Но Веденей лежал закрыв глаза и ничего
не отвечал. Он только тяжело, с хрипом дышал.
Коля Устюгов со всех ног побежал за Канаем
Изваем.
Эчук встал на колени, наклонился над Веденеем,
слушает, как тот хрипит, и приговаривает, чуть
не плача:
—Ведюш, Ведюш, открой глаза, скажи, что
болит...
—Наверное, правая нога сломана, вон как вывернута,— сказал Васли.
Он хотел поправить ногу, но Эчук удержал его:
—Не трогай, ему больно будет!
Прибежали мать Веденея и Канай Извай.
—Ой, сыночек, ой, родненький, что с тобой
случилось?..—причитает мать, заливаясь слезами.
Канай Извай взял сына на руки. Веденей застонал.
Канай Извай понес Веденея, ребята пошли
было за ним, но он грубо остановил их:
—Вам чего надо?
К вечеру нога у Веденея распухла. Он метался
в жару, бредил, вскрикивал. Мать молчала, молчала,
наконец не выдержала и сказала мужу:
—Отец, надо звать фершала.
—Какого тебе фершала! —недовольно прикрикнул
на нее Канай Извай.—Молись, бог поможет,
сыну полегчает и без фершала.
Мать, утерев слезы, умолкла. Канай Извай опустился
на колени лицом к востоку:
—Великий боже, или наша молитву не дошла
до тебя, или угощение наше не понравилось? Прости
нас, отпусти наши грехи, помоги нашему сыну,
утиши его страдания...
Мать Веденея пошла на колодец по воду.
На улице ее поджидали Коля Устюгов, Эчук и
Васли.
—Что Веденей?
—Мучается, очень мучается...—всхлипнула
женщина.—Как домой принесли, ни разу глаз
не открыл. Что-то говорит, а что —понять нельзя.
—Что у него болит? Грудь, нога?
—Не знаю. Нога, наверное, особенно мучает:
раздулась, совсем как подушка стала и какая-
то сизая.
—Фельдшер был? —спросил Васли.
—Фершала отец звать не велит,—вздохнула
женщина и утерла слезы кончиком плавка.
—Как не велит! Почему не велит?
Изваиха ничего не ответила, опустила бадейку
в колодец. Эчук перехватил у нее бадейку, спустил
вниз, достал воду, налил ведра. Женщина кивнула
ему и ушла.
—Что же это такое? —растерянно спросил Васли.— Веденея лечить надо.
—Пошли сами отыщем фельдшера и приведем
к Веденею,—предложил Эчук.
Начало темнеть. Жидкие красноватые огоньки
в окнах изб бросают тусклые отсветы на снег. Небо
затянуто тучами, не видать ни звезд, ни луны.
Падает снег.
Ребята отыскали фельдшерицу лишь в соседней
деревне, в Энгербале, где она ходила по домам,
проверяла привитую накануне оспу.
Эчук сказал ей:
—Веденея, сына Каная Извая, придавило бревном.
Мучается очень.
—Его надо в больницу отвезти,—сказала
фельдшерица.
—Отец не хочет. Пойдемте с нами в Турек,— 83