капустный кочан, а понять не можешь. Кабы
не Васли, сдох бы этот гусь. Парнишка для него
лекарство какое-то приносил из школы, от учителя
Вениамина Федорыча.
— Учитель, учитель...— проворчал Канай Извай
и зло блеснул глазами.— Видать, этот учитель совсем
закрутил голову твоему парню да и тебе тоже.
Берегись, Мосол, отступится от тебя марийский бог,
и придется тебе принести в жертву не гуся, а телку
или даже лошадь.
Петыр махнул рукой и, ничего больше не сказав,
отошел от Извая.
Канай Извай постоял, дождался Ороспая.
— Поговорил с Мосолом Петыром...
— Ну и как?
— Учителя он хвалил.
— Этот дьявол не одного Петыра, многих в
деревне обдурил. Если так пойдет дальше, люди
отшатнутся от нашей веры. Раньше-то разве могло
быть такое? Разве кто-нибудь решился бы осквернить
священную рощу? Кто же мог это сделать?
Марийцы, думаю, не посмели бы...
Канай Извай почесал в затылке.
— Может, русский учитель?
Ороспай покачал головой:
— Нет, учитель тоже на это не пойдет.
— Не сам, конечно,— продолжал Извай,— сам
он руки марать не станет, но подговорить кого-
нибудь мог.
— И правда,— сказал Ороспай и остановился
посреди дороги.— Только тут надо все как следует
обдумать.
Г л а в а II
ГОРЕ ВАСЛИ
На следующее утро Васли проснулся раньше
обычного. Выбежал во двор, заглянул в хлев —
и сразу защемило сердце, вспомнился Кигок.
Обычно каждое утро Васли и Кигок вместе
выходили со двора, вместе шли до пруда. На берегу
останавливались, и только после того, как мальчик
погладит птицу по спине, гусь спускался с берега
в воду и, отплывая, кричал, словно прощался: ≪Кигок,
кигок!≫
Утро ясное, солнышко светит ярко, но мальчика
ничто не радует.
Из избы вышел отец.
— Не убивайся, Васли,— сказал он, подходя
к сыну.— Горюй не горюй, все равно гуся не вернешь.
Знать, так уж суждено. Бог дал, бог и взял.
— Не бог взял, а эта старая лиса Ороспай! —
со слезами в голосе возразил Васли.
— Что ты, сынок! Грех так говорить о карте! Он
посланец бога на земле, проклянет нас на мольбище,
и бог отступится от нас,— испуганно сказал
Петыр.
— Он нас не может проклясть, мы крещеные,—
возразил Васли.— Отец Иван на уроках закона
божьего часто говорит, что наш бог не в священной
роще, а в церкви.
— Так-то оно так, мы-то крещеные,— сказал
отец,— но отцы и деды наши верили в марийских
богов, молились на мольбищах в рощах. И мы
должны почитать старую веру...
Петыр вздохнул и пошел на огород.
Васли вернулся в избу. Но тут с улицы послышался
голос Эчука — одноклассника и друга Васли.
— Васли! Васли!
Васли высунулся в окно:
— Что кричишь?
— Выйди, поговорить надо,— позвал Эчук.
— Сейчас.
Васли вышел на улицу.
— Ну что? — спросил он друга.
— Это правда, что ты вчера на мольбище согрешил
— молитве помешал?
— Они сами виноваты. Кигока моего поймали на
жертву. Я не хотел давать, но они все равно забрали
и сожгли на костре...
— Тогда они сами грешники,— сказал Эчук.—
А то говорят: ≪Васли греха не побоялся, совсем
беспутный стал≫.
—Канай Извай отцу грозил, что от нас марийский
бог отступится. Отец боится.
—Пойдем к Вениамину Федоровичу,—решительно
сказал Эчук,—он что-нибудь посоветует. Может,
Колю Устюгова позовем с собой?
Васли кивнул, соглашаясь.
Друзья спустились сначала на берег реки, проулком
вышли на Поповскую улицу, ведущую к
мельничному пруду. Здесь в сырую погоду для
возчиков настоящее мученье: земля глинистая, дорога
скользкая, колеса тонут в грязи по ось. Немного
в стороне, на высоком месте стоит дом Андрея
Устюгова —Колиного отца. Из его окон видна река,
и в половодье, когда река разливается, вода подходит
чуть ли не к самому дрму. В прежние времена,
бывало, весной можно было смотреть на разлившуюся
реку часами. Опускались на воду журавли,
плавали красавцы лебеди, ныряли дикие утки, гоготали
гуси. Тогда никто не трогал их, и они при
пролете обязательно останавливались здесь. Теперь
же охотники отвадили птицу, и поэтому сейчас
весной они пролетают мимо не останавливаясь.
Коля собирался на рыбалку, но, узнав, в чем
дело, поставил удочки на место, и мальчики, все
трое, направились к учителю.
Учитель Вениамин Федорович Утробин заведует
Мари-Турекским училищем второй год. Несмотря на
молодость —ему всего двадцать пять лет,—его в
селе уважают. Став заведующим, Вениамин Федорович
изгнал из школы всякие наказания учащихся.
Это обрадовало и самих школьников, и их родителей.
На его заботу о школе и каждом ученике
ребята отвечали ему горячей любовью. Учитель
не отгораживался и от мужиков. Он обошел все
избы, убеждая отцов посылать детей учиться. Собирается
сельский сход, он тоже приходит, слушает,
о чем говорят мужики, дает добрые советы.
В праздники затевает с детьми какую-нибудь интересную
игру и сам веселится с ними.
Вениамин Федорович жил в центре села при
школе.
Васли, Эчук и Коля вошли во двор и увидели
учителя, сидевшего с книгой в руках на лавочке
в тени разросшегося куста акации.
—Здравствуйте, Вениамин Федорович,—сказал
Эчук.
—Здравствуйте, здравствуйте.—Учитель отложил
книгу.—Ну, говорите, друзья, что вас привело
ко мне в такой ранний час?
Эчук посмотрел на Васли, тот —на Колю Устюгова,
а Коля в смущенье опустил голову.
—Вы что, языки проглотили? —улыбнулся
учитель.
—Говори ты, Эчук,—подтолкнул друга Васли.
Эчук был старшим среди них по годам, к тому же
шустрее и бойчее на язык.
Эчук прокашлялся и сказал:
—Вениамин Федорович, у Васли горе...
Учитель нахмурился, на крутом лбу обозначилась
морщина, голубовато-серые, обычно такие веселые,
глаза стали серьезными.
—Что такое случилось?
Васли, запинаясь, со слезами в голосе, рассказал,
что произошло вчера на мольбище.
—Да-a, жалко Кигока,—тихо сказал учитель.— Но бояться тебе и твоему отцу нечего. Ты
правильно сделал, что вступился за Кигока. На
твоем месте каждый бы так сделал. На угрозы
Каная Извая и даже самого Ороспая не обращайте
внимания. Как говорится, собака лает, ветер носит.
Карт и его помощники пользуются темнотой народа
и крутят деревней как хотят. Но это только до поры
до времени.
—Вениамин Федорович, они и на вас злятся.
—Злятся, говоришь?
—Очень.
—Конечно, они должны злиться,—задумчиво
проговорил учитель.—Они хотят держать вас в
темноте и невежестве, а я тяну вас к свету, к
знанию. Им не нравится, что вы начинаете понимать,
как в действительности устроен мир.
—Марийские карты не любят вас потому, что
вы русский,—неожиданно вставил Коля Устюгов.
—Вот ты, Коля, русский, Васли с Эчуком — марийцы, разве вы живете во вражде? —спросил
учитель.
—Что вы, Вениамин Федорович! —в один голос
воскликнули мальчики.
—Вот видите, значит, дело вовсе не в том, что
карты —марийцы, а я —русский, а в том, что я — учитель. Картам все равно —русский, мариец или
татарин; им тот враг, кто открывает народу глаза на
их темные дела, объясняет вред, который они причиняют
людям.
ГлаваIII
СПЛ ЕТНЯ ПРО БЕЛУЮ КАРТОШКУ