—Молодец, Василек! —хвалит его мельник.
Мельник Матвей —местный мариец, из Лопъяла.
Когда-то окончил двухклассную школу, год проучился
в Вятском реальном техническом училище,
был исключен за ≪бунт≫, какое-то время работал
механиком на винном заводе в Нартасе; когда тот
закрыли, не захотел никуда уезжать, стал работать
мельником, да так и работает уже больше десяти
лет. Матвей —румяный, черноглазый, богатырского
сложения мужчина лет тридцати с небольшим. Когда
его спрашивают, почему он до сих пор не женат,
он отвечает, сверкнув ослепительно белыми зубами:
—Моя суженая меня не минует.
С каждым днем Матвей все крепче привязывается
к Васли. Ему нравится рассудительный разговор
парнишки, его трудолюбие, он охотно открывает
ему секреты мельничного мастерства, говоря
при этом:
—Агрономом еще будешь, нет ли, а мельника
я из тебя сделаю!
Васли вовсе не хочется быть мельником, его
мечта стать агрономом, но он не перечит Матвею
и свои обязанности помощника мельника выполняет
старательно. Васли приходится вставать в пять
часов, чтобы до уроков перемыть все полы. Отскоблит
их дочиста, вымоет до блеска, вернется из
школы —глядь, помольщики уже натаскали грязи
на ногах. Бери косарь и начинай скоблить полы
заново. И так каждый день.
В начале лета, едва поспели озимые хлеба, на
мельнице полным-полно помольщиков. Крестьяне,
пережившие полуголодную зиму и вовсе голодную
весну, еще не закончив жатву, спешат намолоть
хоть немного муки. Везут на мельницу кто пять-
шесть мешков ржи, кто всего четыре или даже три.
Терпеливо ждут своей очереди: одни сидят на берегу,
другие крутятся в нижнем амбаре, большинство
собирается в мельничном доме. А где народ,
там нет конца всяким разговорам.
—Слышали, в прошлый четверг в Туреке двух
олорских марийцев судили? —спрашивает смуглый
низкорослый мужичок.
—За что?
—Из земского склада четыре мешка ржи украли.
—Так ведь там сторож!
Маленький мужичок обвел всех смеющимся
взглядом:
—Сторож сторожит, это верно.
—Как же им удалось украсть?
—Было у них два помощника: смекалка да
войлочная шляпа.
Слушатели недоуменно переглянулись. Рассказчик,
очень довольный произведенным впечатлением,
продолжал:
—Смекалка подсказала им, что надо забраться
под пол склада и пробуравить доски. Они так
и сделали. Потекло зерно струйкой в шляпу, оттуда
—в мешок. Вот ведь как! Ловко они это дело
обделали, да соседи на них донесли, их и сцапали.
—Эх, не умеем мы, марийцы, жить дружно.
Оттого и бедствуем,—сказал кто-то.
—Не то говоришь,—отозвался молодой мариец,
нахмурившись.—В том дело, что марийцы разные
бывают. Одни от голоду пропадают, другие жрут
в три горла. Вот возьми, в нашей деревне есть такой
Сйдыр Сапан, у него прошлогодний хлеб еще в
скирдах стоит. А мы с тобой не могли дождаться,
когда новый хлеб поспеет, скорее молоть привезли.
Какая у меня может быть дружба с этим Сидыром
Сапаном? А ты говоришь ≪марийцы≫.
В это время на мельницу пришел Гавриил Васильевич
Малыгин. Увидев учителя, Васли немного
смутился и хотел незаметно выйти, но тот остановил
его:
—A-а, и ты здесь, Мосолов? Ты мне как раз
нужен.
Мужики шумно приветствовали молодого учителя.
Как видно, многим из них он хорошо знаком.
Дед Ефим, коренастый старик с окладистой рыжей
бородой, спросил:
—Что там, Васильич, про войну слыхать?
Малыгин присел на лавку.
—Ничего хорошего с войны не слышно, Ефим
Тихоныч. По пути из Уржума заходил я в Лопъял.
Семья Ивана Микишкина письмо от него как раз
получила. Я нарочно выпросил у них письмецо,
чтобы вам прочесть. Вот послушайте.
Малыгин, достав из* кармана измятый конверт,
испятнанный круглыми почтовыми штемпелями, принялся
читать солдатское письмо.
—≪Дорогие отец и мать, жена Оклюш, сыновья
и дочери!
Давно не писал, был тяжело ранен. Сейчас лежу
в лазарете в городе Чите. Слава богу, жив.
А Выльып Сергей и Придбн Сану в том же бою
сложили свои головы. Я это своими глазами видел.
В лазарете говорят, что под городом Кинчжоу
за три дня полегло костьми сорок тысяч наших
солдат. Не знаю сам, как жив остался. Натерпелись
мы в тот день страху. Пушку нашу разбило, патроны
все вышли. Японцы идут на нас, а мы стоим
да грозим им кулаками. Что тут было! Не дай бог
никому попасть в такой ад!
Не хотел говорить, да все равно не скроешь:
в том бою потерял я руку и ногу. Будь проклята эта
война! Кому нужно было везти нас за десять тысяч
верст, чтобы нас там уничтожали, как какую-
нибудь мошкару. Оклюш, не убивайся, что я стал
калекой. Как-никак, но крестьянскую работу буду
работать. До свидания, отец и мать, до свидания,
Оклюш и дети. К осени ждите домой. 30 июня
1904 года. Ваш Иыван≫.
Пока учитель читал письмо, ни один из двадцати
с лишним человек не кашлянул, не шевельнулся.
Тяжело молчали и после, когда письмо было прочитано.
Наконец, дед Ефим вздохнул:
по
—Да что же они делают, эти апицеры! Вывели
солдат на войну, а патронов не дали. Это все равно
что выйти на молотьбу без цепов.
—Не хватает у нашей армии ни патронов, ни
ружей, ни пушек,—сказал учитель.
—Почему?
—Да уж потому. Иначе не трясли бы кулаками
перед наступающим противником. Недаром Япония
теснит Россию.
—Россию, говоришь?—переспросил дед Ефим.— Разве война идет не на чужой земле?
—Твоя правда, Ефим Тихоныч, война идет в
Китае. Русская армия отступает.
—И пусть отступает! —решительно сказал дед
Ефим.—Нечего нашим солдатам лить свою кровь на
чужой земле!
Малыгин быстро взглянул на старика и ничего
не ответил.
Васли, внимательно слушавший весь разговор,
подумал с удивлением: ≪Если русская армия будет
отступать, ведь тогда Япония победит Россию. Разве
это не будет для всех нас позором?≫
На мельницу вбежал мальчик лет двенадцати,
внук деда Ефима.
—Дедушка, подошла наша очередь! —крикнул
он.
Старик положил большую, как лопух, ладонь на
плечо внука и, попрощавшись с учителем, вышел.
Вскоре поднялся Малыгин, поманив с собой
Васли.
—Вот что, Мосолов,—сказал он,—я привез
сегодня из Уржума химическую посуду и различные
приборы для физического кабинета, их надо распаковать
и расставить в шкафах. Хотел попросить тебя
этим заняться. Сможешь?
—Конечно, Гавриил Васильевич!
—Тогда приходи завтра.
Учитель ушел.
Вдруг со стороны мельницы послышались суматошные
крики, потом какой-то мужик подбежал
к Васли:
—Эй, парень, иди-ка скорей! С мельником беда!
Васли кинулся на мельницу. Протискавшись
между сгрудившихся людей, он увидел Матвея,
лежавшего на полу без кровинки в лице.
Васли опустился рядом с мельником на колени.
—Дядя Матвей, что с тобой? —испуганно спросил
он и взял мельника за руку.
Тот вскрикнул.
—Руку сломал,—сказал кто-то из помольщиков,
и все, перебивая друг друга, принялись обсуждать
случившееся.
Оказывается, Матвей, поднимаясь по лесенке
к ковшу, оступился и упал на крутящийся жернов.
Полу его фартука закрутило осью жернова, и сколько
Матвей ни дергал, никак не мог освободиться.