пейте и оставайтесь ночевать. Я переночую у подруги.
—Неудобно вас беспокоить, Ксения Петровна,
но другого выхода нет,—сказал Семен Васильевич,
снимая шубу.
Окси познакомилась с Семеном Васильевичем
у заведующего Лбпъяльской школой Павла Степановича
Басова. Около двадцати лет учительствует
Басов в Лопъяле, хорошо знает жизнь крестьян, как
может заступается за них перед властями. Он поддерживает
связь с уржумским кружком самообра
зования, получает оттуда книги, которые читает
мужикам. Басов давно находится на подозрении
у полицейского исправника. Через кружок самообразования
он получил для школы волшебный фонарь
и раз в неделю, собрав крестьян, показывает
им туманные картины, знакомит их с жизнью людей
в разных странах.
Такой беспокойный человек чрезвычайно тревожит
начальство, поэтому оно радо бы от него
избавиться и ищет для этого какой-нибудь благовидный
. предлог. Предполагая, что у него могут
храниться какие-нибудь прокламации, вчера нагрянули
к нему с обыском, перерыли весь дом, да без
толку: все прокламации, какие у него были, Басов
успел переслать надежным людям.
Окси, выйдя из дома, не спеша прошла по улице,
сосняк, через который пролегала дальше дорога,
пробежала бегом. Когда впереди показались дома,
замедлила шаги. Свет, падавший из окон, зажигал
на снегу миллионы искр, будто само небо со своими
звездами опустилось на землю.
Дойдя до перекрестка дороги, ведущей к школе
и дороге на мельницу, Окси остановилась, посмотрела
в сторону мельницы, но потом решительно
зашагала к дому Малыгина.
В окнах горел свет.
≪Приехал!≫ —обрадовалась Окси и постучалась
в дверь.
—Ксения Петровна? —удивился Малыгин.— Глазам не верю. Ну заходи, заходи. Какая ты
красавица!
—Будет вам, Гавриил Васильевич,—зарделась
Окси.
Она стянула с головы белую пуховую шаль,
расстегнула шубейку и села на стул, перебросив
на грудь длинную льняную косу. Ее круглое румяное
лицо еще больше разрумянилось от мороза и быстрой
ходьбы, она заговорила взволнованно:
—Сейчас ко мне пришел один человек...
Малыгин перебил ее с улыбкой:
—Не забудь, Ксюша, позвать на свадьбу!
—Совсем не то, Гавриил Васильевич,—покача-
ла головой Окси.—Этот человек пришел от Басова.
Малыгин перестал улыбаться.
—От Павла Степановича? Что случилось?
—У Басова был обыск.
—Он арестован?
—Нет. Ничего не нашли.
Малыгин, успокаиваясь, медленно прошелся по
комнате из угла в угол.
—Гавриил Васильевич, вы хорошо спрятали
те листовки, что я вам дала? —спросила Окси.
—Я их на другой же день переправил в Турек.
—Кому?
—Вениамину Федоровичу Утробину.
—Человек-то надежный?
—Учитель.—Малыгин снова прошелся по комнате
и остановился против Окси.—Ты вот говоришь:
спрятать. А я считаю, что такие бумаги не должны
лежать спрятанными в укромном месте.
Малыгин воодушевился, стал рассказывать, как
недавно он в деревне Большая Нолья читал листовку
тамошним мужикам, в которой говорилось, что
война с Японией нужна только богачам да самому
царю, а крестьянину она —нож острый.
—Один мужик хорошо сказал: ≪Народ плюнет
—море будет. Если весь народ разом поднимется
против войны, так и сам царь отступится, небось
один воевать не станет≫.
Малыгин и Окси проговорили допоздна. Когда
Окси вышла от него, стояла темная ночь, огни
повсюду были погашены. Тихо-тихо, только с мельницы
доносится приглушенный шум колеса.
Г л а в а VII
ДОМА НА КАНИКУЛАХ
Вторую неделю живет Васли в родном доме. Он
почти не выходит на улицу, целыми днями сидит над
книгами. Из старых друзей в селе остались лишь
Веденей да Коля Устюгов. Впрочем, Веденея Васли
не застал: тот уехал с отцом в лес на всю зиму
заготавливать лес для новой избы —старая летом
сгорела. Колю Устюгова Васли видит очень редко,
тот работает в иконописной мастерской Платунова
и пропадает на работе с утра до вечера. Хозяин
обещает его выучить на позолотчика, поэтому пока
ничего не платит, лишь кормит да иной раз подарит
к празднику рубаху —вот и всё.
Как-то раз Коля повел Васли показать мастерскую.
Она помещалась в большом двухэтажном
доме.
Едва Васли переступил порог, в нос ударил
резкий тошнотворный запах.
—Ой! —он зажал нос ладонью.
—Ничего, принюхаешься,—успокоил его Коля.— Я привык, не замечаю.
—Чем это у вас так воняет? —поинтересовался
Васли.
—Олифой, лаком, тухлыми яйцами.
Васли ужаснулся:
—Как?! Иконы рисуют тухлыми яйцами?
Коля ответил спокойно:
—Не рисуют, а глянец наводят. Чтоб икона
блестела и чтоб краска прочнее держалась.
Васли взглянул на длинный стол с поставленными
в ряд готовыми иконами, и у него зарябило
в глазах от ярких красок, серебра и позолоты.
—Сколько богов! —воскликнул он.
—Это еще что! —отозвался Коля.—Недавно
мы отправили в Великосолье шестьдесят семь икон,
там новую церковь открыли. По двенадцать часов
работали.
Васли с сожалением посмотрел на приятеля.
≪Как можно вытерпеть в такой вонище двенадцать
часов?≫ —подумал он. Вслух сказал:
—Ушел бы ты, Коля, отсюда...
—Куда?
—Да мало ли... Небось для такого здорового
парня работа везде найдется.
—Работа, конечно, найдется, да отец все равно
никуда меня не отпустит. Он говорит: бродить по
людям —толку не будет, надо, говорит, ремеслу
выучиться. А ты ведь знаешь моего отца, с ним
не поспоришь.
—М-да,—вздохнул Васли.—Давай-ка выйдем
на волю.
Когда шли по улице, Васли спросил про Эчука.
—Он в Казани живет, на каком-то заводе
работает.
—Хороший он парень. Помнишь, как он заставил
Ондропа богу молиться?
—Помню, конечно. У нас в мастерской работает
один парнишка, Филька, он мне Эчука напоминает.
Смелый, никого не боится, про хозяина говорит:
≪Скорей бы бог прибрал эту старую дубину Пла-
тунова, чтоб он больше меня не мучил≫.
Вечером Васли записывал в дневнике:
≪1905 год, 8 января. Меня терзает мысль, на
которую я не нахожу ответа: отчего люди враждуют
между собой? Ваня Ислентьев ненавидит надзирателя,
желает ему всех зол, а двое ссыльных избили
Силыча чуть не до смерти, Филька желает хозяину
скорейшей погибели. Зачем? Для чего сотнями тысяч
гибнут люди на Дальнем Востоке? Ну, победим
мы Японию, умрет надзиратель, не будет старого
Платунова. Ну и что? Разве в России начнется
какая-то новая, лучшая жизнь? Разве будет
счастлив Ваня Ислентьев или Филька? Разве перестанут
скрываться от властей двое беглых? Думаю,
что все-все останется по-прежнему. Тогда для чего
враждовать, желать кому-то гибели? Кто мне
ответит?..≫
Г л а в а VIII
У ЦЕРКВИ
В первое воскресенье каникул все ученики
Нартасской школы собрались на школьном дворе.
Все одеты по-праздничному. Тут же учителя: Малыгин,
Лукин, Кириллов. Возле них топчется Потап
Силыч. Он недавно вышел из больницы и, хотя
прихрамывает, по-прежнему подвижен и суетлив.
—Ну что, может, тронемся? —спросил он у Малыгина.
Тот вынул свои серебряные часы, взглянул: было
начало девятого.