Выбрать главу

сказал ласково:

—Встань, Диомидов. Нехорошо стоять на коленях.

Встань!

Диомидов послушно поднялся с колен, коротко

взглянул на товарищей и снова понурился.

—Диомидов —вор,—сурово продолжал Баудер.

Но тут, перебивая его, кто-то выкрикнул из строя:

—Он голодный, а не вор!

Баудер опешил. Глаза его, казалось, вот-

вот выскочат из орбит.

—Ч-то т-такое? —проговорил он, задыхаясь

от злости.—Кто посмел?! Потап Силыч, отвечай!

Надзиратель и рта не успел открыть, как раздался

угодливый голос Поперечного Иывана:

—Яков Гужавин. С нашего курса, Владимир

Федорович.

Васли гневно взглянул на Иывана и в сердцах

плюнул под ноги.

—Гужа-авин, ну-ка, ну-ка, иди-ка сюда, дай на

себя полюбоваться,—с издевкой заговорил Баудер.

Яша смело вышел вперед.

—Красивый парень, ничего не скажешь,— в том же тоне продолжал Баудер.—Ты откуда же

будешь родом, такой бойкий?

—Из Русско-Турекской волости.—Глядя на

Баудера в упор, Яша сказал твердо: —Если Диомидов

вор, так и всех нас надо считать ворами.

—Вот как! —воскликнул Баудер, нахмурившись.— Очень интересно!

—Каждый из нас считает за счастье подежурить

на конюшне.

—Это почему же?

—Потому что там можно овса наесться.

—Вот оно что! Значит, все вы воруете овес

у лошадей? —Баудер побагровел от ярости.

—Овес, Владимир Федорович,—смиренно ответил

Яша,—поскольку есть сено мы еще не научились.

По рядам учеников прокатился смешок.

—Молчать! —рявкнул Баудер.—Потап Силыч,

запишите ему выговор.

—Тогда и мне пишите выговор! —крикнул звонкий

мальчишеский голос.—Я тоже ел овес!

—И я ел!

—Мы все ели!

—Кормили бы лучше, мы бы не позарились на

овес!— Верно! Верно!

Баудер растерялся. Как видно, перекричать взбудораженных

парней он не надеялся, ретироваться

не считал возможным. Он подошел к Малыгину

и что-то тихо ему сказал. Но тот только отрицательно

покачал головой. Тогда Баудер что-то горячо

зашептал ему в самое ухо. Малыгин согласно кивнул

и поднял руку:

—Ребята, успокойтесь! Послушайте, что скажет

вам Владимир Федорович.

—Мы подумаем об улучшении вашего питания,— насупившись, проговорил Баудер.—Потап

Силыч, Диомидову запишу выговор. Ну, а Гужави-

ну...—Он бросил взгляд на настороженно притихших

парней.—Его я прощаю. Все, можете расходиться.

Ребята разошлись, но успокоились не скоро.

Долго еще в общежитии слышались их возбужден

ные голоса. А вечером, едва Поперечный Иыван

переступил порог спальни, как кто-то накинул ему

на голову мешок и доносчику устроили ≪темную≫.

Избитый, он побежал жаловаться Потапу Силычу,

но тот даже не стал искать виновных: знал, что все

равно виновные не сыщутся. Когда все единодушны— это большая сила, с нею не поборешься.

ГлаваXIII

БОЛЬШАЯ НОЛЬЯ

В конце лета учеников послали на практику

в окрестные деревни.

Васли и Яша Гужавин попали в Большую

Нолью. В деревне восемь десятков дворов, по большей

части бедняцкие хозяйства. Стоявшие над оврагом

домишки —низенькие, маленькие, в два-три

окошка, с горбатыми крышами, скособочившиеся,

наполовину ушедшие в землю. Наверное, нартасский

бык легко мог бы их спихнуть в овраг рогами. Хозяйственные

постройки крыты соломой, вместо заборов

жердяные изгороди.

Васли и Яша обошли деревню из конца в конец

и лишь про пять-шесть хозяйств могли сказать:

—Здесь живут зажиточные хозяева.

Улица голая, как гумно, нигде ни деревца, ни

кустика, лишь кое-где на задах, в огородах, красуются

осенним убранством красно-оранжевые кроны

черемухи да кусты калины.

Бедная деревня, печальная деревня...

На квартиру Васли и Яша встали к рыжебородому

деду Ефиму.

В деревне у Васли оказалось много знакомых

мужиков, ведь все они ездят молоть зерно в Нартас.

Поначалу его так тут и называли: помощник мельника.

Но после того, как, собрав мужиков в караулке,

Васли устроил показ туманных картин на

тему ≪Четырехпольный севооборот≫, дед Ефим сказал

односельчанам:

—Что вы его зовете ≪мельник≫ да ≪мельник≫!

Он на мельнице мельник, тут он агроном. Вы слу-

шайте, что он вам говорит, да на ус мотайте. Парень

ученый и говорит дело: землю мучить не годится.

Раньше наша земля была жирной, с густым черным

перегноем, теперь год от году скудеет. А почему?

Потому что не даем земле отдохнуть. То-то и оно...

Дед Ефим —самый уважаемый в деревне старик.

Широкий в плечах, с рыжей окладистой бородой,

с большими сильными руками. Он не бросает слов

на ветер, оттого и слушают его соседи, оттого

и верят ему.

Васли с первых дней очень привязался к деду

Ефиму, и старик относился к нему и Яше по-

отцовски, старался помочь добрым словом, советом.

Сосед деда Ефима Кугергё Иыван —самый бедный

мужик в деревне: девять ртов в семье. Но никто

никогда не видел, чтобы он сидел повесив голову.

Спрашивают его:

—Кугерге Иыван, как поживаешь?

Улыбнется в ответ:

—Сегодня не очень хорошо. Завтра будет лучше!

Дед Ефим поучает своих квартирантов:

—Вот и вы так же живите, ребятки! Полезет

горе тебе на шею, а ты не давай ему охомутать себя.

Встряхнись да подтянись да надейся на лучшее, как

Кугерге Иыван!

Однажды утром, когда Васли был в доме один,

с улицы, запыхавшись, вбежал Яша:

—Ой, Васли, скажу —не поверишь! Угадай,

кого я сейчас видел?

—Кого?

—Митрохина!

—Мичи? —обрадовался Васли.

—Его самого. В Нартас покатил. Лошадь — загляденье! Черная как ворон, быстрая как ветер;

бежит, так и кажется, что копыта землю не задевают.

Вот повезло человеку!

—Да погоди ты, Яша! Объясни путем. Ты говорил

с ним? Почему меня не кликнул?

—Говорил, говорил. Приглашал зайти, да он

очень торопился. Какой-то срочный пакет в Нартас

везет. На обратном пути обещался заехать. Ты его

и не узнаешь! Он теперь как московский барин:

темно-синяя шинель, серебряные пуговицы в два

ряда, картуз форменный, сапоги гармошкой!

Васли слушает Яшу и ушам не верит. Рад за товарища,

тот, как видно, выбился в люди. Вспомнилось,

как на Биляморской дороге они поменялись лаптями.

С нетерпением ожидал Васли старого друга. То

и дело подходил к окну. Наконец послышался стук

копыт, перед домом остановился тарантас.

—Приехал! Мичи приехал! —воскликнул Васли

и выбежал на крыльцо.

Мичи не спеша вылез из тарантаса, привязал

лошадь к изгороди, степенно вошел во двор.

—Мичи! Насилу дождался, думал уж, что

не приедешь, что забыл,—сияя улыбкой, проговорил

Васли и хотел обнять друга, но тот, сдержанно

улыбаясь, протянул руку:

—Здравствуй, Василий. Я никогда ничего не

забываю. Мне нельзя забывать, служба такая,— важно сказал он.—Вот, приехал, как видишь.

—Ишь каким ты стал! —оглядывая Мичи с ног

до головы, восхищенно говорил Васли.—Прямо

офицер, тебя и не узнать. Ну пойдем, дружище,

в дом, гостем будешь,—Васли положил руку ему на

плечо и так, полуобняв, ввел в избу.

Яша уже возился возле печки с самоваром.

Вскоре тот заурчал, как старый кот.

—Сейчас закипит,—сообщил Яша.—Васли, т а щи

угощение!

Васли принес из кухни миску, полную сухарей.

Мичи взглянул на угощение и вышел. Через

минуту вернулся с кожаной сумкой в руках. Вынул