—Зачем? —нахмурился Прокудин.
—Мы должны уехать в Уржум хлопотать
за Малыгина и Рубакина.
Прокудин сделался туча тучей.
—Никуда вы не поедете! Я не разрешаю.
И лошадь не дам.
—Мы не нуждаемся в вашем разрешении,— отрубил Ислентьев.—Нас выбрали делегатами от
школы. Лошадь мы сами возьмем, нам ученический
комитет позволит. Васли, Лайдемыр, идите запрягайте.
Васли и Лайдемыр вышли.
—Это самоуправство! —закричал Прокудин.— Верни их! Сейчас же! Слышишь? —Он подскочил
к Ване и схватил его за плечо.—В карцер всех!
Ислентьев насмешливо улыбнулся и, поведя плечом,
стряхнул руку Прокудина.
—Кишка тонка,—спокойно сказал он.
Прокудин побежал к конюшне, увидел запряженную
лошадь.
—Распрягайте! —рявкнул он.—Я запрещаю!
—Мы выполняем решение ученического комитета,— возразил Васли.
Из хлева вышли несколько парней-третьекурсни-
ков, и Прокудин счел за благо ретироваться.
Он ушел к себе на квартиру и, не зная, чем
заняться, решил попить чаю. Но едва он сел
за стол, как в дверь постучались, в комнату вошел
полицейский в офицерских погонах.
Прокудин обрадованно вскочил:
—Вот кстати! —воскликнул он и засуетился: — Прошу к столу, горяченького чайку с дорожки.
—Недосуг чаи распивать. У меня предписание
произвести обыск на квартире Малыгина. Проводите
нас, господин Прокудин.
—Хорошо, что вы приехали, я уж хотел поли184
цейский наряд вызывать,—продолжал Прокудин.
—Что такое?
—Ученики делегатов выбрали, те в Уржум собираются;
может быть, уже уехали.
—Не извольте беспокоиться, у полевых ворот
стоит полицейский. Из Нартаса сегодня ни один
человек не выедет.
И верно: едва делегаты подъехали к полевым
воротам, путь им преградил полицейский с револьвером
в руках:
—Стой! Поворачивай обратно! Не велено
пущать.
Никакие уговоры и объяснения не помогли,
пришлось подчиниться.
Покидая Нартас, полицейские, по доносу Про-
кудина, увезли Ваню Ислентьева.
Вернувшийся через несколько дней из уезда Баудер
объявил по школе приказ начальника Уржумской
земской управы. В приказе говорилось:
≪Ввиду чрезвычайной опасности, возникшей в
связи с распространением среди учащихся революционных
идей, во избежание дальнейшего развития
общешкольной смуты приказываю:
1. Нартасскую Александровскую низшую сельскохозяйственную
школу закрыть на неопределенное
время.
2. Зачинщиков смуты —преподавателя оной
школы Малыгина Гавриила Васильевича, мельника
школьной мельницы Рубакина Матвея Трофимовича
и ученика оной школы Ислентьева Ивана отчислить
из школы и передать в ведение полицейского
управления.
3. О возобновлении занятий в школе будет уведомлено
циркулярно≫.
Двенадцать человек было оставлено в Нартасе
для ухода за скотом, остальным пришлось разойтись
по домам.
На школьной двери повис большой замок. Через
несколько дней тропинку к школе замело снегом,
у школьного крыльца вырос высокий сугроб.
Г л а в а XVII
ДОМА
Йывана Петыра очень опечалил неурочный приезд
сына.
—Признайся, Васли, что ты натворил? — уже не в первый раз спрашивал он.—За что тебя
выгнали?
—Отец, я ведь тебе давеча объяснял, что
не выгнали меня, просто школу временно закрыли
и всех учеников распустили по домам.
И он снова принимался рассказывать отцу о
событиях в Нартасе.
Отец слушал и горестно вздыхал.
Дни шли за днями, об открытии школы не было
слышно. Васли томился от безделья и однажды
сказал отцу:
—Надо на работу устраиваться. От безделья
с ума можно сойти.
—Читаешь слишком много, вот что,—решил
отец.—Лучше бы побольше на улице бывал.
—Что мне там делать? —возразил Васли.— Собак гонять? Вон старший брат нанялся к лесопромышленнику
Бушкову, наймусь и я.
—Как же так, сынок? Два года учебы псу под
хвост кинешь? Нет, покуда школу не кончишь,
никуда я тебя не пущу, и думать забудь. Погоди
чуток, должны же они школу открыть.
Но прошел месяц, другой, школы не открывали.
Все это время Васли очень много читал. Только
книги да письма Маши Окишевой скрашивали его
существование в эту долгую, томительно долгую
зиму.
Маша училась в Вятской гимназии. Первое письмо
от нее Васли получил еще в Нартасе. Он тогда
не ответил ей, потому что решил: не может у них
быть ничего общего! Маша —богатая, он —бедный,
она —русская, он —мариец. Зачем ему переписываться
с гимназисткой? Да и написала она ему,
должно быть, просто от скуки.
Он так и Коле Устюгову сказал, когда тот
заговорил с ним о Маше.
—Напрасно ты обижаешь Машу,—возразил
ему Коля.—Она не виновата, что у нее отец лавочник.
Нет, Маша —хорошая девушка, жаль только,
что не я ей нравлюсь. Как приезжала на каникулы,
все про тебя спрашивала, пенек ты бесчувственный.
Придя домой, Васли нашел среди тетрадей Машино
письмо, перечел его заново.
≪Васли, давай переписываться с тобой,—писала
Маша.—Ты да я —единственные из нашего класса,
кто продолжает учиться. Пиши мне о своей жизни и
учебе. У нас в Вятке не прекращаются волнения. Бастуют
рабочие водопровода, электростанции, железнодорожного
депо. Два дня в городе не было воды и
света, не ходили поезда. Молодежь устраивает уличные
демонстрации. Во время демонстрации был убит
ученик реального училища. Училище закрыто. Не
учатся в духовной семинарии и в фельдшерской
школе. Вчера прочла в ≪Вятской газете≫ о беспорядках
в сельскохозяйственной школе в селе Савали
Малмыжского уезда и опять вспомнила тебя. Что
творится в вашей Нартасской школе? Неужели все
тихо-мирно? Я часто тебя, Васли, вспоминаю. Да и
как забыть годы детства, учебу в Турекской школе...
Все это ушло безвозвратно, но забыть это невозможно≫.
Васли дочитал письмо, задумался. Вспомнилась
последняя встреча с Машей. Васли приехал тогда
домой на летние каникулы. Проходя по берегу реки,
он увидел девушку и даже не сразу узнал в ней
Машу, так она похорошела. Стройная, белолицая,
с русыми волнистыми волосами. Ее большие серые
глаза приветливо смотрели на парня. Васли смутился
и, кивнув, хотел пройти мимо, но она окликнула
его:
—Васли, куда ты спешишь?
Он остановился и, стараясь скрыть смущение, усмехнулся:
—A-а, гимназистка пожаловала? Ну здравствуй!
Маша посмотрела на него с каким-то грустным
упреком.
—Разве ты забыл, как меня зовут, что называешь
≪гимназисткой≫?
—Да нет, Маша, это я так...—пробормотал
Васли.—Ты не обижайся.
Они тогда поговорили немного и разошлись,
потом Маша прислала ему это письмо, на которое
он так и не ответил. Теперь же, когда вспомнилась
эта встреча, ему захотелось написать ей, и Васли,
взяв лист бумаги, принялся сочинять письмо.
С тех пор переписка с Машей заняла большое
место в его жизни. От Маши узнавал он новости
большого мира, ей изливал свою душу. Уже третий
месяц живет он дома, об открытии Нартасской
школы ничего не слышно, Васли, чтобы не сидеть
без дела и как-то скоротать время, плетет корзины
из ивовых прутьев. Читает книги, которые берет
в библиотеке, часто пишет Маше.
≪Нет никакого терпения,—писал он ей в конце
февраля,—школу все не открывают. Ты писала, что