– Сочту за честь служить вам, мадам, – поклонился де Дюпре.
– Вам повезло, – обращаясь к французу, кисло скривился дон Хосе. – Сеньора сохранила вашу жизнь. Правда вы всё ещё остаётесь моим пленником, а после того, как вы исполните пожелание графини, я подумаю, что с вами делать дальше, – усмехнулся дель Альканис, и барона потащили в трюм галеона.
– Надеюсь, вы сохраните приличия и до свадьбы позволите мне жить отдельно от вас? – строго взглянула Эстель в самодовольное лицо адмирала.
– Не смейте беспокоиться, сеньора, я не пират, – надменно хмыкнул дон. – Тем более я желаю быть уверенным, что сын, которого вы мне подарите, будет от меня, а не от капитана, – зло сощурился дель Альканис, и женщину охватило чувство протеста. Ей совсем не хотелось рожать своему мучителю наследника. – Вас разместят в гостевой каюте, – уточнил адмирал, и пленницу вместе с ребёнком увели.
Оставшись наедине с сыном, Эстель обняла его и, задумавшись, горько вздохнула. Мальчик, печально взглянув на мать, спросил:
– Этот противный дядька собирается жениться на тебе? А как же папа?
Мать закусила губу, и по её щекам всё же потекли слёзы.
– Так надо, мой хороший, – проговорила она. – Вскоре нам предстоит расстаться. Пойми, я делаю это только ради тебя. Я всегда любила и люблю только твоего папу и никогда его не забуду, – печально взглянула Эстель в глаза сына. – А ты постарайся не забыть, кто ты. Позже я постараюсь найти тебя, чего бы мне это ни стоило. Обещаю… – прошептала мать, утирая слёзы, крепко обняла ребёнка.
– Мама, не плачь, – успокаивал Тэо. – Я ничего не забуду. Я всё понимаю. Он хочет убить меня, – проговорил малыш, и Эстель, ещё крепче прижав его к себе, зажмурила глаза. – Ничего, я вырасту и освобожу тебя! – горячо заверил мальчик, и мать, всё-таки разрыдавшись, покрыла голову сына поцелуями.
Дождь лил целый день и закончился ближе к вечеру. Солнце уже спустилось к горизонту, когда сеньор Альканис вновь вышел на палубу. Любуясь закатом, адмирал решил отложить казнь до утра и вызвал к себе барона дель Сильво. Находясь в хорошем расположении духа, дон Хосе заявил:
– Капитан, пожалуй, я не стану дожидаться завтрашнего дня. Боюсь опоздать на встречу с губернатором Пуэрто- Бельо, – пояснил он и, ещё раз взглянув на тускнеющее небо, уверенно добавил: – Кроме того, там готовится к отправке серебряный флот, а потому я отправляюсь сегодня же. А вы, дель Сильво, перевешаете пиратов и отправитесь в Сантьяго-де-Куба. Кроме того, хочу, чтобы при входе в порт реи «Благого Вестника» и нашего трофея украшали эти разбойники, – кивнул адмирал в сторону покорно поникшего фрегата. – Пусть люди увидят, что ждёт тех, кто посмеет покуситься на интересы испанской короны, и тогда все поймут, что преступника неизбежно настигнет суровая кара.
– Простите, адмирал, но я капитан, а не палач, – холодно возразил дель Сильво. – Тем более трупы на реях не способствуют управлению парусником. А потому я не стану вешать моряков, какими бы преступниками они, по вашему мнению, не были. Ищите для этого дела другого человека, – твёрдо взглянул он в глаза адмирала.
– Вы всегда были чистоплюем, дель Сильво, – поморщился дель Альканис, но вынужденный смириться с решением капитана, задумался, кому бы поручить это щекотливое дело.
На столь непривлекательную роль охотно согласился барон де Бергани. Предателю не хотелось оставлять в живых свидетелей собственной подлости, и, понимая, что после его злодеяний, ему закрыта дорога не только на Тортугу, но и во Францию, он старательно выслуживался перед высокопоставленным сеньором, рассчитывая перейти на службу испанской короне. И теперь Эмиль чувствовал себя победителем. Адмирал передал под его начало «Поцелуй Фортуны», и барон, примеривая на себя роль капитана, уже строил планы.
Когда галеон дель Альканиса вышел из бухты, де Бергани вернулся в шикарную каюту графа де Дюрана, воссозданную с прежнего «Поцелуя Фортуны». Утром Эмиля ожидала нелёгкая работёнка, но его не донимали муки совести. Нравственное самосознание аристократа заглушала сумма, указанная на банковском векселе, выданным адмиралом. Жалкий клочок бумаги оказался весомей цены человеческих жизней, и, приятно согревая карман и алчную душу барона, заставлял его торжествовать.
Самодовольно развалившись в кресле, де Бергани через открытое окно следил за силуэтом корабля, растворяющегося на просторах засыпающего моря. Потягивая вино, Эмиль размышлял о грядущем страшном развлечении и, любуясь игрой жидкости в бокале, зло прищурился. Вино цветом напоминало спёкшуюся кровь, но барон, хладнокровно усмехнувшись, одним залпом выпил его до дна. Сердце человека ни на секунду не дрогнуло.