Добраться до леса, хотя бы вернувшись назад, — вот все, чего желали наши путешественники; но оказывалось, что и это очень нелегко сделать.
Тщетные попытки индейца определить направление, которого надо держаться, и его озабоченный вид заставляли их бояться, что они уже никогда больше не увидят затопленного леса. Они будут продолжать плавать по кругу, точно в водовороте, до тех пор, пока бессилие и усталость принудят их наконец остановиться. Тогда настанет смерть от истощения сил и голода, или же обессиленные, неспособные защищаться, они сделаются жертвами кровожадных животных, населяющих гапо, или хищных птиц. Им начинало даже казаться, что орел, который все продолжал кружиться над озером, видит в них свою добычу и громкими криками своими заранее торжествует над ними победу.
По их предположению, было около полудня. С самого утра небо покрылось слоем туч серо-свинцового цвета, закрывавших солнце. Это-то именно и ставило их в затруднительное положение, так как золотое светило могло бы указать им верную дорогу. Вдруг небо прояснилось, в ту же минуту повеселело и лицо индейца.
— Если солнце не спрячется опять, все кончится благополучно, хозяин, — ответил индеец на вопрос Треванио. — Теперь оно нам ни к чему, но через час будет тень, тогда мы поплывем так же прямо, как gravatana. Не бойтесь, хозяин, мы выберемся отсюда еще до ночи.
Эти утешительные слова обрадовали всех и вселили в них надежду на благополучный исход.
— Но я думаю, — продолжал мэндруку, — что мы могли бы остановиться до тех пор, пока не узнаем, в какую сторону движется солнце. Если мы будем продолжать плыть, то может случиться, что мы станем продвигаться не в ту сторону, куда следует.
Все слишком устали и потому были очень рады последовать такому благоразумному совету.
Мэндруку, впрочем, сделал попытку, приподнявшись над водой, поискать вершины деревьев, но убедившись, что это ни к чему не ведет, последовал примеру остальных и неподвижно растянулся на воде.
Прошло около часа. Пловцы, лежавшие на воде с таким же комфортом, как если бы они отдыхали на свежей траве прерии, наблюдали за небом. Что если оно снова оденется тучами? Положение их тогда сделается еще хуже, так как они потеряют драгоценное время. Мэндей смотрел на солнце с совсем иными мыслями: он наблюдал движение солнечного диска.
Вдруг индеец обратился к ним с просьбой лежать как можно спокойнее, не шевелясь, чтобы не было ряби на воде. Потом он вынул из кармана нож и стал держать его таким образом, чтобы лезвие находилось вертикально по отношению к поверхности воды. Все, затаив дыхание, внимательно следили за тем, что делает мэндруку.
Спустя немного времени мэндруку удалось, наконец, заметить тень. Лезвие, которое он теперь уже смело повертывал во все стороны, бросало на воду отражение, сначала легкое, но постепенно удлиняющееся, по мере того как продолжался опыт. Убедившись наконец, что теперь он сможет отличить восток от запада, индеец вложил нож в ножны и, крикнув своим товарищам, чтобы они следовали за ним, поплыл по направлению, указанному лезвием, то есть на восток.
Время от времени мэндруку проверял себя, не отклоняется ли он от нужного направления, повторяя опыт с ножом. Но, спустя немного времени, незачем уже было и сверяться с солнечным компасом, так как удалось найти более верного проводника, — на линии горизонта показалась зеленая опушка затопленного леса.
Солнце уже готово было закатиться, когда они подплыли к наклоненным над водой ветвям, выискивая местечко для ночлега. Если бы не необходимость добраться до какого-нибудь пристанища, они очень огорчились бы, заметив, что находятся как раз там же, где провели прошлую ночь.
Мертвая гвариба, которую Мэндей притащил на плечах, заменила им ужин. В ту минуту, когда они взбирались на дерево, случилось происшествие, стоящее того, чтобы о нем упомянуть. Прибытие их приветствовалось громкими радостными криками обезьяны — коаиты, выражавшей чрезмерную радость. И действительно, это был бедный товарищ, покинутый ими в этот день утром.
В отчаянии от постигшей их неудачи путешественники пробыли на дереве весь следующий день до самого полудня, утомленные душевно и физически, близкие к разочарованию и отчаянию.
Между тем, по мере того как проходила усталость, улучшалось их нравственное состояние, и, прежде чем солнце достигло своего зенита, они снова начали толковать уже о том, какие следует принять меры, чтобы перебраться через озеро. Не повторить ли еще раз то же самое, что не удалось накануне? А может быть, на этот раз им и удастся переплыть озеро? Будут ли они иметь больше шансов на успех, чем накануне? Отнюдь нет. Им опять угрожала опасность вторично заблудиться, только в другой раз им, может, и не удастся так счастливо выпутаться из беды.
Мэндруку на этот раз не подавал совета. Его молчание и мрачные взгляды доказывали, что он был огорчен и унижен тем, что потерпел накануне неудачу.
Между тем никто и не думал упрекать его за эту неудачу. Но надо признаться, что товарищи индейца уже не питали больше такого слепого доверия к его словам, хотя и продолжали признавать его превосходство. Даже Мозэ, почти всю жизнь проведший в странствовании по морям, и тот говорил, что боится этого заколдованного гапо.
Тогда Треванио взял на себя руководство и предложил следующий план. Все они, — основательно или неосновательно — это другое дело, — убеждены, что твердая земля находится по ту сторону озера. Значит нужно переправиться на ту сторону, но как? Попытаться обогнуть озеро, перебираясь по деревьям вдоль опушки, нечего и думать, даже если деревья и тянутся непрерывно друг за другом и переплетены между собой ползучими растениями. Одни только обезьяны могли бы совершить такое путешествие, да и то на это потребовались бы дни и недели, а может быть, и месяцы. Наконец, чем бы они стали питаться все это время?
Но если они не могли путешествовать по верхушкам деревьев, что мешало им плыть вдоль опушки затопленного леса, под тенью его ветвей, которыми они могут пользоваться и для отдыха, и для ночлега?
Эту мысль все сочли превосходной. Даже индеец признал ее заслуживающей внимания и легко исполнимой. Для этого не требовалось никаких особенных приготовлений: следовало только запастись плавательными поясами, спуститься в воду и плыть вдоль опушки.
Все с восторгом приняли предложение и немедленно пустились в путь.
Они двигались вперед довольно быстро, делая приблизительно по одной миле в час. Если бы они могли все время плыть вперед без перерыва, то это дало бы десять или двенадцать миль к концу дня, и за два или три дня они могли бы обогнуть озеро. Но с Ними были Ральф и Розита, ради которых приходилось довольно часто останавливаться на отдых, держась за ветви, висевшие над ними.
Успешному движению вперед часто препятствовало также растение piosoca, или водяная лилия Виктория регия, круглые листья которой, лежавшие по всей поверхности воды, почти соприкасались друг с другом, в то время как густые корни образовали внизу узлы, затруднявшие плавание. Целые акры были сплошь покрыты этими водяными лилиями, которые встречаются только в озерах приамазонской долины. Несколько раз пришлось даже делать ради этого большие обходы, что чрезвычайно удлиняло расстояние, заставляя описывать круги в несколько ярдов, а потому они не успели сделать и трех миль, когда пришлось уже подумать об остановке на ночь.
Кроме того, все они чувствовали голод, который начинал давать себя знать.
— Я голоден, хозяин, — объявил мэндруку, — надо ужинать.
— Ужинать! — повторил Треванио, — но что мы будем есть? Я вижу деревья и на них массу листьев, но плодов на них нет. Что же мы будем есть?
— У нас есть молоко, хозяин, если только вы не будете ничего иметь против того, чтобы мы провели ночь на одном из деревьев, которое недалеко отсюда.