Я вернулась к разделу о снятии стражей. Существует способ одновременно снять стражи, наложенные на меня, а также те, что использовал Дункан для маскировки. Если я люблю его, в момент, когда стражи спадут, он станет человеком.
Но если я разоблачу своего инкуба не любя его, он будет уничтожен.
Глава 23
Сидя в библиотеке, потягивая виски в ожидании появления Дункана, наблюдая за темнеющим небом и начинающимся дождем, я поняла, что пришло время выбирать между реальностью и иллюзией.
Когда я была подростком и жила в холодной и неуютной квартире тети, та отчитывала меня за чтение сказок. «Ты пытаешься убежать от реальности», — говорила она мне. Психолог, к которой я ходила, объясняла, что я пыталась восстановить время моего детства, того мира, где мои родители все еще живы. Она была близка к правде. Не мир родителей я пыталась вернуть, а себя саму. Все эти рассказы о детях, потерянных в лесу, принцессах, живущих под властью злых мачех, матерей, наблюдающих за своими детьми в образе деревьев или животных, принцев, превращенных в зверей или лягушек… все рассказы были о видении истины сквозь иллюзию. Возможно, родители рассказывали мне эти сказки, чтобы я знала, как выжить в мире без них, истории должны были рассказать мне, кто я на самом деле.
Была среди них одна история, которую мои папа и мама особенно любили рассказывать мне. Она называлась «Там Лин» и пришла она, как уточнял отец, не из сказок, а из шотландских баллад. Что, в принципе, то же самое, что и сказка, — всегда добавляла мама.
Девушке по имени Дженнет запрещалось ходить в разрушенный замок в Катерхогском лесу, обители призраков и страха, а также «хороших соседей», которые таковыми, конечно, не были. Но, несмотря на предупреждения, Дженнет пошла к Катерхогу, потому что замок когда-то принадлежал ее роду, и она решила его вернуть. Когда она сорвала розу, выросшую на руинах, появился молодой парень, прекрасный принц в зеленом бархате и пледе. Он рассказал, что его зовут Там Лин, он — лэрд замка, похищенный королевой эльфов, чтобы вечно жить в Стране Вечной Юности, где никто не стареет и не умирает. Но в Канун дня всех святых, когда он поедет вместе с эльфами, те принесут его в жертву, как свою десятину для ада. Единственный, кто может спасти его — это истинная возлюбленная, человек, которая должна ждать у святого колодца и стащить его с лошади, когда он будет проезжать мимо. Затем она должна держать его в своих объятиях, независимо от того, какую форму он примет, пока он снова не станет человеком. Дженнет так и поступила — обнимала его, пока он превращался в змею, льва, а затем в огонь, сжигающий все вокруг; она держала его, веря, что держит в руках свою истинную любовь.
«Потому что, — говорила моя мама в конце истории, — иногда любовь требует веры». Затем она улыбалась папе, и он прижимал ее руку к своим губам, так учтиво, словно принц из сказки, и я ощущала себя окруженной любовью.
После смерти родителей, я воображала, что принц из истории придет ко мне и расскажет сказку, но все оказалось явью. Мой принц и инкуб — это один и тот же человек. Я привела его в мир своей верой, так же, как Дженнет спасла своего принца.
Но я больше не ребенок, и любовь означает, что я должна смотреть в глаза своего партнера и видеть сквозь иллюзии. Я не могу закрыть глаза и притвориться, что не знаю того, что узнала. Если Дункан превратится в зверя в моих руках, я должна буду держать его, пока он снова не станет человеком.
Пройдя на кухню, я собрала ингредиенты для заклинания, чтобы раскрыть маскировочные стражи. Вернувшись в библиотеку, я обнаружила Ральфа на Уиллоковом сочинении, он рыскал среди страниц.
— Ты не должен трогать ее, — сказала я, забирая у него книгу, — некоторые из этих книг такие старые… — Я остановилась, заметив, что Ральф открыл раздел с коррелятивными заклинаниями. Он сжимал свои маленькие лапки на предложении, которое я прочла вчера вечером. «Самая сильная и опасная форма коррелятивного заклинания — та, когда ведьма создает связь между собой и объектом или существом, которое она хочет контролировать…*»
— Да, я знаю, Ральф, но я не пытаюсь создать связь с Дунканом… — и тут я заметила сноску. Мои глаза расширились, сердце колотилось, когда я читала мелкий шрифт. — Ральф! — закричала я, поглаживая мышонка по голове. — Ты гений! Это может быть простым ответом.
Он начал прихорашиваться от моей похвалы, а я перечитала запись. Она объясняла, как привратник может держать проход открытым, создавая связь между собой и дверью. В конце сноски был волшебный значок, напоминающий открытый дверной проем, который обещал раскрыть заклинание. Но прежде чем я успела нажать на него, в дверь позвонили. Я быстро заложила страницу и пошла открыть.
Прежде чем открыть дверь, я посмотрела на фрамугу. Без солнца, пробивающиеся сквозь его витражи, лицо было тусклым и непрозрачным, словно у мертвеца. Как будто я уже убила Лиама своими планами.
Я открыла дверь, приготовившись к упрекам и обвинениям, но вместо этого обнаружила цветы. Дункан стоял на крыльце, в каплях от дождя, держа в руке букет полевых цветов. Его взгляд скользнул вдоль моего тела, практически высекая изгиб моих бедер глазами.
— Ух ты! — присвистнул он одобрительно. — Вот это платье! — Дункан наклонился, чтобы поцеловать меня в щеку. Я почувствовала, как золотые татуировки под моей кожей обрели жизнь от прикосновения его губ; но желание это было, или попытки оттолкнуть? Я отступила на шаг и взяла букет. Кажется, Дункан нарвал его сам. Там были дикие розы, ромашки, рудбекии с черными сердцевинками, и белые зонтики моркови дикой. Большие капли дождя цеплялись за их лепестки. Взглянув на мужчину, я увидела, что капли запутались и в волосах и ресницах Дункана. Он ходил под дождем, собирая для меня букет.
Я подняла руку, чтобы смахнуть капли дождя с его волос, а вместе с тем проверить, вызовет ли у меня желание прикосновение к нему, но Дункан поймал мою ладонь и повернул на солнце так, что изумрудное кольцо разбросало зеленые искры по полу фойе.
— Подарок Лиама? — спросил он, приподняв одну бровь. — Я должен признаться, что ревную.
— О, — произнесла я, глядя вниз на цветы и удивляясь его ревности, если он и был инкубом, — я не хотела заставить тебя ревновать. Лиам не был очень… реален. То есть, он был почти реальным. Если бы я его любила…
— Да! — воскликнул Дункан, подходя ближе. — Вот что я сегодня понял. Ты не любила Лиама или он стал бы человеком. Поэтому у меня нет причин для ревности, не так ли?
Когда он переступил порог, я почувствовала вспышки золотых завитков в крови.
— Позволь поставить их в воду, — сказала я, отступая назад. — Ты можешь налить себе чего-нибудь в библиотеке. Там скотч на серванте и есть камин, если захочешь зажечь его.
Я отвернулась и пошла через библиотеку на кухню, чувствуя его взгляд на моей спине. На кухне я включила холодную воду. Она побежала по моим рукам, пока я наполняла вазу, а потом расставляла трясущимися руками цветы.
Когда я вошла в библиотеку, в камине потрескивало пламя, а он наливал себе скотч из хрустального графина, который я поставила на сервант.
— Еще кое-что от Лиама? — спросил он, взмахивая стаканом в мою сторону. Я не включала свет, поэтому не могла разглядеть его лица в мерцающем свете камина, но уловила нотки напряжения в голосе.
— Извини, — сказала я, поднимая свой стакан с кофейного столика. — Полагаю, что пристрастилась к нему. Хотя, это последняя бутылка. Я думала, мы могли бы закончить ее вместе.
Зубы Дункана сверкнули в свете камина.
— Хорошо. Мне нравится идея закончить с этим. — Он протянул свой стакан ко мне. — За новые начинания.
Мы стукнулись бокалами. Я сделала большой глоток, но он взболтал золотую жидкость и понюхал.
— Проверяешь на наличие водяных ведьм? — спросила я.
— Просто смакую аромат, — ответил он. Он улыбнулся и на правой щеке появилась ямочка. У Лиама была на левой. Я почти остановила его руку когда он поднял стакан и сделал большой глоток.