И водяной дух разлетелся мелкими брызгами, вдоль арыка метнулась высокая волна, и только необычно свежий и прохладный воздух напоминал мулле о состоявшемся разговоре. Но тот не стал долго думать и, обув уличные туфли, совершенно неприлично для его возраста и положения потрусил к дому бая. Все-таки он не только духовник здешних правоверных, но и старый друг Санджара, а разговор срочный, и совершенно не для чьих-либо чужих ушей.
Сказать, как был удивлен бай, когда мулла пересказал ему свои переговоры с водяным духом, сложно. Но у здешнего землевладельца был острый ум и большой жизненный опыт, наработанный походами, боями и управлением немалого надела. А потому уже через полчаса из ворот его дома лихим скоком выметнулся небольшой оружный отряд. С самим Санджар-баем во главе. Остановился отряд только возле небольшой отары, всего на то время, чтобы перекинуть поперек седла крупного молодого барана. И воины поскакали дальше.
От берега заросший тугаем островок был отделен глубоким, по грудь рослым байским коням, бродом. И переправляясь через него, бай не мог отделаться от мысли, что сейчас он в прямой власти водяного. И это было очень неприятно. И с этим предстояло жить.
Бай-бача и его гулямы лежали на небольшой полянке посреди островка. А рядом возлежала и нервно стегала хвостом по бокам молодая тигрица. Молодая-то молодая, да уже размером с взрослую. Вообще, тигрята уходят от матери в возрасте трех с лишним годов, становясь практически взрослыми. Вот и эта полосатая красавица ушла от мамы искать себе свои охотничьи угодья. И угораздило ее выйти к этой реке как раз тогда, когда водяной вершил свой суд над молодым насильником.
— Не стрелять! — Еще раз предупредил своих взводящих курки солдат бай и соскочил с коня. Пусть годы ему выбелили бороду, но характер был все так же силен, рука все так же тверда, а глаз все еще верен.
Сдернув с седла у гуляма связанного барана, бай с поклоном положил перепуганную животину на землю и сказал:
— Я пришел за сыном. С миром пришел.
Тигрица встала, коротко рыкнула, подошла и ухватила барана за шею (только позвонки хрустнули), а потом, пройдя мимо бая и танцующих под всадниками лошадей, вошла в реку. И вскоре уже отряхивалась на другом берегу.
А бай бросился к своему глупому отпрыску. Ну как глупому? Вряд ли что было б ему, кроме нотаций от отца за порушенную девичью честь какой-то там дехканки. Ну, максимум, пару раз камчой по спине прилетело бы, и то, несильно. Все-таки пусть и не наследник, не старший сын Булат, который сейчас учится в Стамбуле, но родной и любимый ребенок. А тут… бледный, без сознания. Гулямы тоже валяются рядом, как пустые хурджины. Но тоже живы, слава Аллаху. И ничего не сделать в ответ водяному, который укоротил жизнь его сыну и молодым гулямам. Невозможно бороться со стихией. Придется дальше жить с этим и учитывать это. Кисмет.
Тем временем мулла на шустро запряженной слугами бая арбе добрался до родителей глупой девчонки. И на данный момент сидел во дворе дома, заботливо обихаживаемый матерью отца девочки и его женой. Сам отец должен был прибежать вот-вот, с лесопилки бая. Аллах дал человеку умелые руки и светлую голову, и вот работал на немецкой махине он уже не первый год. Сначала подмастерьем, а теперь мастером. И это тоже имело значение. Семья Сулеймана была свободна и зажиточна. И он вполне мог затаить обиду и съехать от бая, долгов перед баем и его ростовщиком семья Сулеймана не имела.
Наконец калитка пропустила взмыленного отца семейства, который, коротко, но очень вежливо поздоровался с муллой и уселся напротив него. Это нормально, если такой человек, как мулла, явился сам в дом мастерового и дожидается его — дело не терпит отлагательств.
— Бабушка и мать. Подойдите сюда, и слушайте. Остальные — брысь! — Голосом Исмаил-хаджи можно было воду в арыке заморозить.
И потому старшие женщины семьи послушно подошли к сыну и мужу и присели на корточки около него.
— Сулейман, ты правоверный мусульманин. Мне тяжело тебе это говорить, но дело не просто серьезное. Оно очень серьезное. Твоя дочь, Хилола, совершила глупость. Огромную, страшную глупость. — Мулла поглядел на побледневшего мужика, на замерших в ожидании женщин. — Она умудрилась стать рабыней водяного духа.