Воейков не был марксистом. Он вряд ли читал Маркса даже в 1893 году, когда возражал Ламанскому.
Однако природный ум и наблюдательность позволили ему правильно оценить положение Индии.
Вспомним, что писал Маркс в известной статье об Ост-Индской компании:
«Индия, бывшая с незапамятных времен величайшей мастерской хлопчатобумажных изделий, которыми она снабжала весь мир, стала наводняться теперь английской пряжей и английской хлопчатобумажной материей. После того, как ее собственные изделия были изъяты из обращения на английском рынке или стали допускаться лишь на самых жестких условиях, в нее стала ввозиться в огромном количестве английская мануфактура, обложенная небольшой и лишь номинальной пошлиной, что повело к гибели туземного, некогда столь славившегося хлопчатобумажного производства»[26].
Известно, что гибель этого производства повлекла за собой голодную смерть нескольких миллионов индийских ремесленников.
Воейков много ездил по Индии. Но на каждом шагу он чувствовал, что все, что видит, только «поверхность индийского бытия».
«Приходится отказываться от надежды проникнуть далее, не говоря уже о внутренней жизни туземцев», — сетовал Александр Иванович.
Единственное, что могло помочь, это знание хотя бы некоторых индийских языков. Воейков вспоминал, как помогало ему знание испанского языка в странах Латинской Америки, где он быстро находил общий, дружеский язык с местными жителями и порой чувствовал себя «как дома». Здесь не то. Индийцы оставались для Александра Ивановича таинственными обитателями загадочной страны. Считая его, как европейца, другом англичан, они относились к нему со скрытой враждебностью.
***
В одном из городов южной Индии Александр Иванович встретился с известным русским ученым — индологом и исследователем буддизма Иваном Павловичем Минаевым.
— Мы с вами да еще художник Василий Васильевич Верещагин сейчас по мере своих скромных сил являемся продолжателями славных русских традиций. Тверской торговый гость Никитин — наш славный предшественник — первый в XV веке открыл список русских исследователей Индии, — сказал Минаев. Еще Карамзин так писал о Никитине: «Доселе географы не знали, что честь одного из древнейших описаний европейских путешествий в Индию принадлежит России Иванова века. Индийцы слышали о России прежде, нежели о Португалии, Голландии и Англии. В то время как Васко да Гама единственно мыслил о возможности найти путь от Африки к Индостану, наш тверетянин Афанасий Никитин уже путешествовал по берегу Малабара»[27].
— А какие меткие характеристики дал в своем «Хождении за три моря» этот самородок! — сказал Воейков.
— Еще бы! «Душно велми да парище лихо…» «Пар лих», — разве это не самое подходящее, до предела сжатое определение климата юго-западной Индии?
— Как климатолог, подтверждаю. Но и для экономиста-историка в описании Афанасия Никитина найдется немало интересных мест.
— Как же! Послушайте: «Земля людна велми, а сельскыя люди голы велми, а бояре силны добре и пышны велми». Разве это не самая краткая и одновременно достаточно отчетливая характеристика классовых противоречий? А о кастовом строе: «В Индеи всех 80 и 4 веры», «а вера с верою ни пиеть, ни яст, ни женится». Или вот: «В Цейлоне родятся обезьяны, рубины и кристаллы. В Каликуле родятся перец-мускат, гвоздика, фуфал (плод арековой пальмы), в Гуджерате — краска-дал, в Кабае — сердолик…»
— Афанасий Никитин дал замечательное для своего времени описание Индии, — заметил Воейков. — Не знаю, сможем ли мы написать что-либо равноценное для нашего времени.
— В одном я совершенно уверен. Картины, которые Верещагин пишет в Индии, — выдающиеся произведения русского искусства. Тема его картин — правда об Индии. Его картины опасны для англичан, — это документы о зверствах поработителей Индии.
— Как жаль, что я не встретил Верещагина, — сказал Воейков. — Когда я проезжал через Агру, он был где-то в ее окрестностях.
— А видели вы грозную крепость и дворец Моголоз в Агре? а Жемчужную мечеть? а гробницы императоров? Если в мавзолее Тадж-Махал[28] произнести слово, эхо повторяет его на тысячу ладов, постепенно стихая. А пение звучит под сводом купола дивными аккордами, не похожими на человеческие голоса. Сказочная красота!
— И все эти чудеса находятся в стране миллионов нищих и созданы их руками.
Воейков поделился с собеседником соображениями о дальнейшем маршруте и поинтересовался его мнением.
— Советую вам подробнее познакомиться с южными областями, — ответил Минаев. — Недалеко отсюда, в княжестве Траванкор на Малабарском берегу (на крайнем юго-западе полуострова Индостана), живут сирийские христиане. Вы можете придать своей поездке религиозный характер. Это избавит вас от излишнего шпионства.
Слова об «излишнем шпионстве» были справедливы. Англичане очень ревниво относились к своему господству в Индии. Любой иностранец-европеец находился у них на подозрении. За каждым его шагом следили сотни агентов.
Воейков последовал совету Минаева. Он поехал по железной дороге до Бипури (в восьми километрах от Каликута — города на Малабарском берегу), затем сел на пароход и прибыл в небольшой приморский городок Кочин. Расположенный на лимане, порт защищен от морских бурь, сопутствующих муссону.
Воздух, как и всюду в юго-западной части Индии, насыщен влагой. Глаз радуется при виде этой замечательной природы. Именно с Малабарского берега вывозится кокосовое масло, копра[29], койр[30], черный перец, душистый кардамон, имбирь.
Рядом с кокосовыми пальмами расстилались рисовые поля, тщательно выровненные и окруженные невысокими стенками, которые не дают уходить дождевой воде. По прекращении муссона вода высыхает. Таким несложным приспособлением достигается хороший урожай и высокое качество зерна.
Воейков с наслаждением ходил по этим местам. Его привлекали тропические пейзажи: кокосовые пальмы, манго с огромной шапкой пышной листвы, желтыми плодами и вьющимся по дереву черным перцем. Сады с цитрусовыми и плодовыми деревьями, бананы, кофейные плантации, тропические леса, еще не тронутые человеком и даже малоизвестные ему, обращали на себя внимание путешественника.
Но, любуясь природой, он не забывал наблюдать жизнь местного населения. Хижины из тростника, крытые пальмовыми листьями, интересовали русского путешественника гораздо больше, чем дворцы князей и дома англичан. Воейков уже привык различать племена и касты. Как и в Латинской Америке, он, наконец, сумел установить дружеские отношения с местными жителями — темнокожими дравидами, принадлежавшими к низшим кастам. Они оценили благожелательное отношение со стороны белого, резко отличавшегося от надменных, все и всех презирающих английских поработителей.
Однажды вечером Воейков, сопровождаемый служащим фирмы, торговавшей кофе, сел в лодку, чтобы проехать до Коттаяма — религиозного центра сирийских христиан. Была ясная тропическая ночь, тихое, спокойное море. Лодочники запели песню на звучном языке малаялим (одном из дравидских языков), очень богатом гласными звуками. Эта небольшая поездка, полная индийского колорита, произвела неизгладимое впечатление.
В Коттаяме Воейков наблюдал картины туземного быта. Закончилось богослужение. Из церкви выходили мужчины в одних белых «дхутиях»[31], с полотенцем, обернутым вокруг головы. Они шли под зонтиками, которыми имели право пользоваться только привилегированные касты: брахманы[32], кшатрии[33], наяры[34]. Женщины были в одеянии («сари»), похожем на мужские «дхутии», в покрывалах, некоторые — в кофтах.
Воейков вошел в церковь. Здесь происходило одновременное венчание двенадцати пар, возрастом от десяти до четырнадцати лет. Невесты были в белых «сари», голова и плечи покрыты кисейной фатой. Серьги в ушах и серебряные браслеты на босых ногах дополняли свадебный наряд. За каждой невестой стояла мать или старшая родственница. Женихи были одеты в цветные «дхутии» и куртки. На руках — золотые браслеты.
27
В 1955 году в г. Калинине (бывш. Твери) поставлен памятник Афанасию Никитину — первому русскому путешественнику по Индии.
31
Эта одежда состоит из куска материи, обертываемого вокруг бедер и спускающегося почти до колен.