— Ну, сэр, теперь, когда свиньи закончились, оно довольно сносное, не считая крыс и тараканов.
— Тогда, как только команда закончат с обедом, подготовьте его. Сбрызните одеколоном — есть нераспечатанный флакон на моем кормовом балконе. И можно подвесить гамак. — Затем, голос его поднялся. — Мистер Уоллис, спускайтесь и ждите нас на грот-марсе. Полегче, Джек, — сказал он, когда его кузен начал подниматься как неуклюжий трехрукий паук.
На грот-марсовой площадке Броук и Уоллис втиснули шестнадцать стоунов веса Джека между собой, а Броук поднялся на топ мачты, взбежав наверх как мальчишка. Уоллис подал Джеку подзорную трубу, сделал ему сидение из лиселя и заметил, что с одной рукой должно быть дьявольски неудобно.
— О, что до этого, — сказал Джек, — то на палубе все в порядке. В конце концов, Нельсон захватил «Сан-Николас», а затем и «Сан-Хосе» с одним глазом и выиграл битву на Ниле с одной рукой. Вы не оставите мне подзорную трубу, мистер Уоллис? Если возможно.
Молодой человек исчез: Джек оглядел марс — марс более удобный и просторный, чем на любом другом из известных ему фрегатов, с защитой из гамаков, накрытых красной парусиной и втиснутых в сетку между подпорками, и двумя однофунтовыми вертлюжными пушками с каждой стороны. Затем стал настраивать подзорную трубу — непростая задача, учитывая, что пальцы его правой руки едва высовывались из бандажа и перевязи.
Пятно прояснилось — осторожное подкручивание, и вот «Чезапик»: четкий и резкий среди толпы мелких суденышек. Джек не видел его бак — мешал остров, но с топа мачты Броук, у которого был прекрасный обзор, крикнул вниз:
— Якорь взят на панер — тащат и отпускают. В этот момент американский фрегат выстрелил из пушки, распустил брамсели и выбрал шкоты. — Якорь чист, — сообщил Броук. — Выдернули весьма недурно.
Теперь «Чезапик» обогнул остров и целиком появился у Джека на виду, видевшего, как матросы взбежали наверх, чтобы установить лисель-тали. Дул хороший бриз и, как только Лоуренс в стороне от маяка пройдет последний поворот канала, то распустит лисели с обеих сторон. Яхты и мелкие суденышки уже подняли все возможные паруса — у берега бриз был слабее.
На палубе «Шэннона» настал час раздачи грога: дудка просвистела «Нэнси Доусон» и помощник штурмана встал у бочки, разливая полупорции, но этому звездному для моряков часу недоставало обычного возбуждения. Матросы наспех опрокидывали свои полупинты, едва пахнущие ромом, и спешили на бак, проход правого борта и ванты фок-мачты, чтобы поглазеть на «Чезапик». Вся свободная вахта столпилась на палубе.
Броук оставался на топе еще некоторое время, ничего не говоря, но страстно вглядываясь: Джек, уже видевший «Чезапик» вблизи, осматривал гавань и город.
Он увидел «Асклепию» и нашел свое окно, широкую прямую улицу, поднимающуюся к зданию парламента, улицу с отелем Франшона, поискал среди отдаленных грузовых судов «Арктур». Затем вернулся к фрегату и сопровождающей его толпе лодок. А вот и Броук спускается по стень-вантам.
— Ну, Филип, — сказал он, улыбаясь. — Твоими молитвами.
— Да, — сказал Броук, — но достойно ли молить о подобных вещах? — Он говорил очень серьезно, но лицо, преобразившись, светилось. — Пойдем. Позволь помочь тебе перебраться через футоксы.
Спустившись на палубу, Броук повернулся к вахтенному офицеру.
— Курс ост, мистер Фолкинер, под малыми парусами.
Обстененный марсель наполнился, «Шэннон» гладко повернул и принял ветер в корму, удаляясь от берега. Он едва лег на курс прежде, чем «Чезапик» обогнул маяк и установил сверху и снизу лисели, распустившиеся одновременно. Тогда же разом вспыхнули бом-брамсели — отличный образчик морской выучки. С палубы «Шэннона» корпус «Чезапика» виден не был, если только «Шэннон» не поднимался на волне — фрегат находился на расстоянии миль в десять и при таком бризе даже с бом-брамселями и выносными лиселями «Чезапик» не будет делать более шести или семи узлов даже с отливом. Впереди еще масса времени, чтобы вытянуть противника в море, за мысы, где сколько угодно морского пространства.
Времени масса, к тому же почти каждый день палубы «Шэннона» по тревоге полностью очищались, а судовая мебель была скудной, но столь затейливо придуманной, что все это перемещалось в трюм в считанные минуты, в то время как переборки кают и занавески из парусины исчезали еще быстрее. Боеприпасов на палубе всегда хранилось достаточно для трех бортовых залпов, и, оказалось, что мало чем можно заполнить эти часы. И все же, даже на самом ревностном судне есть огромная разница между подготовкой к сражению с чисто теоретическим противником и с большим, мощным фрегатом, уже различимым, обладающим преимуществом наветренного положения и выказывающим намерение вступить в бой как можно скорее.
Кроме всего прочего, никто из офицеров не составлял завещаний и не писал домой писем, могущих стать последними перед боевой тревогой, тогда как многие, включая Джека и его кузена решили заняться этим, как только появится свободное время. Потом наступал черед боцманской работы: вязание кранцев, укрепление цепями реев, и труда канонира, заполнявшего больше картузов и поднимавшего наверх больше ядер, мелкой и крупной картечи, не говоря уж об увлажнении и посыпании песком палуб, натягивании сеток от обломков, и занавесок из влажного войлока на пути к пороховому погребу, размещении лагунов с водой для команды, чтобы пить между залпами. Тем временем хирурги беспокоились, чтобы все инструменты были полностью осмотрены, а во многих случаях — заточены. И прежде, чем огонь на камбузе потушат, оставался незначительный вопрос офицерского обеда.
Джек уже истекал слюнками, но когда Броук предложил последний обход пушек, пошел рядом, вместе с канониром и первым лейтенантом, позволив себе только молча выругаться.
Как и ожидалось, даже самый взыскательный глаз не мог сыскать какого-нибудь непорядка, но он обрадовался, когда, достигнув бака, Броук спросил, есть ли у него какие-нибудь предложения.
— Ну раз уж ты спросил, — ответил Дже, — то я был бы рад наряду с кремневыми замками видеть фитили. Замки могут дать осечку — искры рассеиваются — фитиль, привязанный поперек, способен спасти выстрел. Полагаю, ты не можешь позволить себе потратить зря ни единого выстрела с этим джентльменом поперек пути, — кивнув в сторону недалекого «Чезапика» теперь уже под брам-лиселями. — Кроме того, это — проверенный метод, а мне нравятся проверенные пути наряду с новыми.
Канонир кашлянул одобрительно, а мистер Уатт, уловивший суть, сказал:
— Действительно. Отцы, что зачали нас.
Броук подумал и сказал:
— Да. Спасибо, кузен. Мы не можем позволить потерять ни единого выстрела. Мистер Уатт, пусть так и будет, но, Боже мой, я позабыл. Что там с форпиком?
— Прибран настолько, насколько мы смогли, сэр. Это, конечно не такая ангельская обитель, как каюта штурмана, но, по крайней мере, там пахнет так же сладко как… как свежескошенное сено.
— Я должен поухаживать за леди, — сказал капитан Броук, глядя на «Чезапик», а затем на солнце. — Пригласите доктора Мэтьюрина. Доктор Мэтьюрин, как любезно с вашей стороны прийти: миссис Вильерс чувствует себя достаточно хорошо, чтобы я мог навестить её, как полагаете? Хотел бы проявить уважение и объяснить, что мы вынуждены переместить ее в форпик, поскольку очень скоро можем вступить в бой.
— Сегодня ей значительно лучше, сэр, — сказал Стивен, — и, уверен, что она обрадуется краткому визиту.
— Очень хорошо. Тогда, будьте, пожалуйста, добры, сообщите, что через пятнадцать минут я имею честь навестить ее.
С пушками было покончено: офицеры ушли на обед в кают-компанию, и Броук постучал в дверь каюты.
— Добрый день, мадам, — сказал он — Меня зовут Броук, я командую этим кораблем, и пришел узнать о вашем самочувствии и сообщить, что, к сожалению, мы должны просить вас сменить покои. Вскоре может быть некоторый шум — конечно, я имею в виду сражение. Но прошу вас не встревожиться. В форпике вы будете в безопасности, да и шума будет намного меньше. Сожалею, что там будет темно и несколько тесно, но, полагаю, вам не придется остаться там надолго.