- Ты командовал этим сбродом, и ты привел их на мою землю, - сказала Арья, пристегивая наемника к столбу кровати удавкой за горло. – Ты будешь умирать долго.
Арья не ожидала, что первый же ее удар будет отбит клинком, появившимся сбоку, и еще больше она не ожидала, что ее остановит не сестра.
- Завтра, - сказал принц, чье сердце оказалось железным, но труд сэра Барристана придал этому сердцу огранку благородного клинка. – Завтра палач снимет с него голову. Или, если хочешь, казни его прямо сейчас. Один удар.
- Один удар – и все кончено? – зло усмехнулась Арья. – Ты видел там женщину с отрубленной рукой, которая только и может, что повторять: «Не надо, не надо»?
- Видел, - бесстрастно сказал принц, чье железное сердце пока не стало человеческим, не получив еще ни одной раны, и потому послушно исполняло приказы разума. – Честь не позволяет бить беспомощного врага. Но он заслужил смерти, и он будет казнен.
- Может, ты не будешь лезть в то, что тебя не касается? – разозлилась Арья. – Тебе от врага грозит только смерть, а не то, что ей. Поэтому за нее буду мстить я.
Удар Арьи, лишивший бы командира наемников уха и части щеки, был неожиданным и молниеносным, но снова был отбит.
- Ты дочь лорда, а не пыточных дел мастера, - с упреком сказал принц, и его благородство было по-прежнему холодно как лед.
- Отлезь, Ланнистер! – в слепой ярости крикнула Арья, и увидела, что бесстрастное в бою лицо принца наконец дрогнуло, словно его ударили хлыстом по щеке.
Джоффри долгое время не знал, что делать со знанием, что Джендри его брат, и решил воспользоваться советом сэра Барристана, который говорил, что, если не знаешь, какое решение принять, надо выбирать самое благородное. Джоффри завалил кузницу Тобхо Мотта заказами из Красного замка, которые все шли к молодому кузнецу, и перед поступлением на службу к Старкам Джендри сумел не только купить себе отличные доспехи и хорошего коня, но и оставил немало золотишка себе на мирное время. Принц нашел и нескольких других своих братьев и сестер, и некоторое время радовался тому, что они так непохожи на него и он может навещать их как добрый бог, оставаясь неузнанным. Но эта непохожесть постепенно начала тревожить Джоффри и, хотя он еще не наткнулся в библиотеке на роковую книгу о родах Вестероса, одного слова было достаточно, чтобы нанести ему удар.
- Помнишь, мы поклялись говорить друг другу только правду? – тихо спросил Арью принц, и его сердце уже не было железным, потому что рана была слишком глубока.
Сестры Старк еще не знали о происхождении Джона Сноу, и свой последний урок, что нужно спасать человека, а не свою честь, отец преподать им еще не успел.
Злоба и ярость оставили сердце Арьи, и она приподнялась на цыпочки, чтобы дотянуться до уха принца. Принц стоял высокий и прямой, словно окаменев, и когда Арья закончила свой рассказ, ей захотелось спрятать лицо у него на груди и никогда не поднимать глаза.
Уроки благородства, преподанные сэром Барристаном, не позволяли принцу прожить жизнь, которая была бы ложью, и пользоваться тем, что ему не принадлежит, а его еще оглушенное, но уже живое сердце пока ему ничего не подсказывало, и поэтому он сделал то, что в прочитанных им книгах делали благородные рыцари, лишенные наследства, - выскользнул из постоялого двора в ночь и ускакал, не разбирая дороги.
В одежде оруженосца межевого рыцаря, за которого принц выдавал себя перед Джендри, было несколько нехарактерных черт, от которых принц вскоре избавился, проезжая все дальше на северо-запад через придавленные наступающей зимой деревни. Первой было рубиновое сердце на рукояти меча, которое сначала держал в зубах лев, но года полтора назад Джоффри с невеселой усмешкой велел одному из кузнецов на Стальной улице переделать львиную голову в волчью. В трех днях пути от столицы, где деревни пошли одна беднее другой, Джоффри выломал рубиновое сердце острием кинжала и бросил его женщине с мертвым ребенком на руках, чей вид тронул его душу, и только отъехав на нее миль на пять, подумал, что рубиновое сердце нужно ей не больше, чем ему самому.
Второй необычной для оруженосца межевого рыцаря вещью была дорогая упряжь; бывший принц продал ее кузнецу, наехав на очередной достаточно крупный городок, и высыпал золотые монеты в шапку беспалого менестреля, который чистым и ясным голосом пел баллады о рыцарской доблести, слегка перебирая струны здоровой левой рукой. Музыка изувеченного менестреля была больше не нужна в замках лордов, а его баллады были не нужны в бедных трактирах, и бывший принц горько улыбнулся сходству их судеб.
Третьей странностью для бедного молодого рыцаря был тугой кошелек, в котором всегда находилась золотая монета, чтобы заплатить за ужин и постой. Благородные рыцари не считались и просто бросали монету на стол; благородный принц, рассудив сердцем, где его монета больше придется ко двору, отдавал ее хозяйке самого бедного постоялого двора. Если бы у беспалого менестреля был конь, чтобы поскакать за своим благодетелем, благородство бывшего принца нашло бы место в его балладе, но людская молва и жители небольшого разоренного городка на краю Западных земель отнеслись к чудачествам проезжего иначе.
- Дал бы лучше нам хлеба, лорденыш, чем сорить деньгами! – крикнул кто-то из толпы, собравшейся, чтобы посмотреть на чудака, и в Джоффри, выходящего из постоялого двора, кто-то запустил камнем.
- Я куплю вам хлеб, - ответил бывший принц, легко уклоняясь от пущенного камня и не принимая оскорбления. Защищенный своей отвагой и отчаянием, которые сэр Барристан называл лучшим щитом, бывший принц сделал еще несколько шагов вперед, и толпа попятилась перед ним.
- Купит он, как же, - проворчал кто-то в заднем ряду, но брошенный комок грязи, от которого принц уклонился столь же легко, уже вызвал в толпе шиканья.
– Хлеб весь у Лорха, ему, говорит, самому мало, - сказал старик, выступая в первый ряд. – Взял с нас в этот урожай двойную подать, словно зима наступает для него одного.
- Вы кинули камень в меня, а надо кинуть камень в него, - бесстрашно укорил стоявшую перед ним толпу бывший принц, и слышавшие его не приняли это за насмешку. – Кто из вас умеет управляться с оружием? Кто из вас бывал в замке Лорха?
Беды, от которых можно излечиться, прыгая с крыши на крышу, остались в детстве, и пару дней Санса перебирала струны арфы, а притихшая Арья сидела рядом, к радости септы Мордейн и к беспокойству Эддарда, который понимал, что, если его дочери не рискуют ежедневно свернуть себе шею, с ними наверняка что-то неладно.
Баллады говорили о благородных дамах, ждущих своих рыцарей из походов, и о рыцарях, совершавших подвиги, чтобы добиться их благосклонности, и потому никуда не годились – Санса не собиралась ждать и не требовала ни от кого подвигов. В конце баллады рыцарь обычно преклонял перед дамой колено и говорил что-то трогательное и церемонное с матримониальным подтекстом, на чем все и заканчивалось, – вероятно, менестрели считали, что дама согласится, никуда не денется, хотя Санса от подобного отношения могла только надерзить. С одной стороны, это было не так уж ужасно, потому что Арья такого рыцаря, разлетевшегося к ней как с ковшом на брагу, наверняка бы побила. С другой, в свое время принцу хватило и этого.
- Ты выйдешь за меня? – неожиданно спросил Джоффри полтора года назад, когда они возвращались из очередной вылазки в город.
- А ты не пожалеешь? – дерзко ответила Санса, словно принц собирался с ней подраться и быть битым.