Имеющиеся материалы позволяют считать, что Боспорское государство во второй половине III — первой половине II века до н. э. в своей внешней политике опиралось на военные формирования, состоявшие из наемников (греков и негреков), а также на союзных сарматов. Этих двух факторов до поры до времени вполне хватало, чтобы отстаивать свои интересы; более того, этот период даже можно признать временем процветания Боспора. Но процветанию пришел конец, когда ситуация в степях Северного Причерноморья в очередной раз резко изменилась.
Спартокиды накануне падения
Середина II века до н. э. связывается с концом периода относительной стабилизации в Северном Причерноморье по многим причинам{58}. Складывается впечатление, что с этого времени «выплески» из Азии на запад все новых и новых кочевых племен происходили, так сказать, в ускоренном ритме. Эти глобальные передвижения привели к окончательной дестабилизации обстановки в степях региона, поскольку, как представляется, ни один из появившихся здесь кочевых этносов не мог осуществить свою полную гегемонию, и греческим государствам в этом сложном переплетении политических целей, экономических интересов, возникающих и разваливающихся союзов варварских племен было чрезвычайно непросто отстоять свою самостоятельность, выбрать собственный, сравнительно безопасный путь развития.
«Выплески» кочевнических волн в северопричерноморские степи стали перехлестывать через край, как уже говорилось, приблизительно с середины II века до н. э. Совсем не исключено, что новый импульс с востока был связан с миграцией роксоланов и языгов. По свидетельству Страбона, роксоланы заняли пространства между Танаисом и Борис-феном, то есть между Доном и Днепром. Описывая образ жизни кочевников, древний географ отметил, что «они следуют за своими стадами, выбирая всегда местности с хорошими пастбищами; зимою — в болотах около Меотиды, а летом — и на равнинах» (Strafe. VII, 3,17). В 112–110 годах до н. э. эти номады приняли участие в скифо-херсонесском конфликте на стороне скифов и были разбиты полководцем Диофантом, которого на помощь Херсонесу прислал царь Понтийского государства Митридат VI Евпатор. Войско варваров, состоявшее почти из 50000 человек, не устояло против 6000 воинов, которыми командовал понтийский полководец, и в большинстве своем погибло. Этот эпизод еще раз демонстрирует силу дисциплинированного, хорошо обученного войска в столкновениях с варварскими толпами. Вооружение роксоланов, каким его описал Страбон, выглядит не очень совершенным — они имели шлемы и панцири из сырой воловьей кожи, сплетенные из прутьев щиты, а наступательным оружием им служили копья, мечи и луки со стрелами. Языги продвинулись западнее роксоланов и обитали за Днепром, где известны также сарматы царские и урги (Strab. VII, 3,17). В плане вооружения и военной организации они вряд ли отличались от роксоланов.
Новые кочевнические объединения, как легко заметить, очень быстро достигли Таврики. Во второй половине II века до н. э. эпиграфические источники фиксируют здесь сатархов, появление которых Ю. М. Десятчиков связывал с широким расселением на запад центрально- и среднеазиатских кочевников{59}. Вероятно, в последней четверти II века до н. э. на Азиатском Боспоре появились аспургиане, о которых Страбон писал как о меотском племени (Strab. XI, 2,1). В дальнейшем эти варвары играли важную роль в боспорской истории.
Во второй четверти — середине II века до н. э. на политической арене все активней начинает выступать Малая Скифия в Крыму, где утвердилась власть царя Скилура. Вполне возможно, что на окончательное сложение этого государства в немалой степени повлияла угроза, исходящая из восточных районов причерноморских степей. Развитие конфликта между молодым скифским государством и Херсонесом привело к тому, что примерно во второй четверти II века до н. э. произошел очередной разгром греческих сельских поселений в Северо-Западном Крыму. Очевидно, до этого разгрома херсонеситам пытались помочь сарматы, возможно, даже существовал союз между ними и Херсонесом. Полиэн рассказывает, что царица сарматов Амага с группой отборных воинов совершила большой переход, неожиданным ударом захватила дворец царя скифов, убила его, а захваченную скифами страну вернула грекам (Polyaen. VIII, 56). Однако не все северопричерноморские кочевники заняли антискифскую позицию. Роксоланы, как уже говорилось, выступили против херсонеситов на стороне скифов (Strab. VII, 3,17).
Союз с сарматами, как следует считать, оказался не очень надежным, Херсонес так и не сумел противостоять скифскому натиску. В середине II века до н. э. на руинах некоторых греческих укреплений были построены скифские крепости. Таким образом, владения Херсонеса в Северо-Западном Крыму оказались под властью варваров, а к концу столетия те уже, по существу, подступили к херсонесским городским стенам.
В истории Ольвийского государства новое обострение кризиса также приходится на середину II века до н. э. В этой ситуации ольвиополиты вынуждены были в очередной раз искать себе защитника среди соседних варваров, что в конце концов привело к подчинению полиса скифам, которое выразилось в виде протектората царя Скилура. Правители Боспора Киммерийского пытались выйти из кризиса своим путем.
Сразу следует признать, что дестабилизация в степях Северного Причерноморья и на сей раз весьма болезненно отозвалась на Боспоре. Начало этого кризисного периода скорее всего было связано с какими-то политическими переменами, связанными с неким Гигиенонтом. Имя этого правителя встречается на немногочисленных монетах (золотых, серебряных и бронзовых) и на клеймах керамических черепиц. Любопытно, что на монетах Гигиенонт имеет титул архонта, а не царя, хотя последнее для Боспора уже давно стало обычным. Вопросы о времени его правления и связи с династией Спартокидов вызывают большие споры среди исследователей. Е. А. Молев, специально изучивший материалы, относящиеся к архонту Гигиенонту, пришел к заключению, что его правление относится приблизительно к 145–130 годам до н. э.{60}Судя по изображению скачущего всадника на реверсе его серебряных монет, можно предполагать, что этому правителю удалось одержать военную победу. Е. А. Молев допускает, что это была победа над сатархами. Этот успех, однако, не мог спасти государство от новых военных потрясений, при этом почти нет сомнений, что основная угроза ему исходила именно с востока, а не с запада.
Как представляется, в это время были потеряны все владения боспорских царей в Прикубанье. Вполне закономерно, что результаты дестабилизации, обусловленные в первую очередь изменениями в сарматском мире, наиболее рельефно проявились на азиатской стороне. Археологические материалы свидетельствуют, что уже в середине II века до н. э. в пожарах гибнут некоторые поселения Таманского полуострова, прежде всего Таманский толос. Как считал крупный специалист в области античных древностей района Н. И. Сокольский, именно с середины II века до н. э. началось создание оборонительной системы, состоящей из валов и серии укрепленных поселений, на Фонталовском полуострове (северо-западная часть Таманского полуострова){61}. В древности это был, вероятно, остров; он имел большое стратегическое значение, поскольку позволял контролировать самую узкую часть Керченского пролива, где находились переправы, связывающие европейскую и азиатскую части Боспора. Оборонительная система, состоящая из двенадцати крепостей, была создана здесь позднее, вероятно, в I веке до н. э.
Враждебные отношения с местными племенами Прикубанья, чреватые частыми военными конфликтами, как представляется, проявляются в том, что для второй половины II века до н. э. вплоть до митридатовского периода на Таманском полуострове мы не знаем ни одного кургана варварской знати. В этом отношении ситуация выглядит просто уникальной, поскольку ранее, начиная с V века до н. э., такие курганы появлялись. Думается, есть все основания заключить, что Азиатский Боспор находился в это время в критическом положении, поскольку взаимоотношения с местными варварскими племенами достигли крайней степени обострения.