Другой редкий пример достаточно детального изображения каркасного шлема мы видим на стеле Родона, сына Гелиоса. Воин на рельефе одет в короткий подпоясанный кафтан, поверх которого наброшен плащ, узкие штаны и сапоги. В его левой руке большой овальный щит с умбоном, а рядом мальчик с коническим шлемом в руках. Обращенная к зрителю сторона шлема набрана из пяти сходящихся кверху полос, ниже показан прямоугольный нащечник. Еще один тип шлема присутствует на известном посвятительном рельефе Трифона из Танаиса, где изображен скачущий вправо всадник в развевающемся плаще. На голове у него округлый шлем с небольшим назатыльником, копирующий форму кожаного колпака и, похоже, изготовленный из одной металлической пластины.
Интересный тип конических каркасных шлемов I–II веков н. э. представлен несколькими хорошо сохранившимися экземплярами в дружинных сарматских погребениях у хутора Городского{106}. Основу их составляют либо перекрещенные внахлест и склепанные железные пластины, либо четыре сужающиеся кверху железные полосы шириной в основании около 7 сантиметров, каждая из которых скреплена двумя заклепками с горизонтальной полосой высотой 17 сантиметров. Каждый шлем увенчивает слегка заостренное вытянутое навершие.
Что касается щитов, то в составе конницы они были принадлежностью только легковооруженных всадников. Тацит отмечает, что у сарматских катафрактариев — то же можно сказать и о боспорских — не в обычае было пользоваться щитом (Тас. Hist. I, 79). Боспорские изобразительные материалы вполне подтверждают это наблюдение. Действительно, держать длинное копье двумя руками и одновременно использовать щит весьма затруднительно. К тому же панцирный доспех был и так достаточно эффективен для защиты от ударов противника.
Посвятительный рельеф Трифона, сына Андромена.
Танаис. II век
В римский период на Боспоре легкой конницей использовался круглый кавалерийский щит, что в определенной степени могло компенсировать недостаток прочего защитного снаряжения. Держался он так, что левая рука, согнутая в локте, находилась на уровне груди. Единственная находка, которую можно соотнести с этим типом щита, связана с погребением конного (судя по наличию конской уздечки) воина из склепа Юлия Каллисфена. Это железный умбон, имеющий тонкую бронзовую накладку диаметром 21 сантиметр с отчеканенным в невысоком рельефе орнаментом в виде звезды, цветов, птиц и растительных лепестков. Таким образом, кавалерийский щит (парма), с круглым умбоном и без него, был, несомненно, знаком боспорцам. Кавалерийский щит среди прочих предметов вооружения присутствует и на монетах I–II веков. Известны также пантикапейские терракоты-гротески I–III веков, которые изображают конного воина, держащего в левой руке большой круглый щит с умбоном.
Боспорские пехотинцы в большинстве случаев изображались с продолговатым овальным щитом, в силу своих больших размеров нередко заменявшим прочее защитное вооружение. Обычная длина таких щитов скорее всего соответствовала находкам из Дура-Европос, где пять овальных щитов имели длину от 1,07 до 1,18 метра. Иногда щиты имели горизонтально срезанные верхний и нижний край. Некоторые из них были почти плоские, другие — с довольно заметной выпуклостью. Приблизительно одинаковые пропорции дают соотношение длины и ширины 2 к 1. Хотя реальных находок деталей щитов на Боспоре немного, с учетом обычной практики того времени можно говорить, что при их изготовлении применялись крепкие деревянные доски, которые обтягивались одним или несколькими слоями плотной кожи.
В любом случае обтяжка внутренней стороны была нужна для предотвращения трения руки о деревянную подложку щита. Здесь имелись петля и рукоять, расположенные вертикально по отношению друг к другу, так что большой овальный щит держался на опущенной руке. В центре внешней стороны щит имел круглый выпуклый умбон, которым при случае можно было нанести неожиданный удар противнику (Тас. Agr. 36). Из редких для Боспора деталей щитов можно упомянуть круглый умбон яйцевидной формы и обломок рукояти из погребения III века н. э. в Керчи, хранящийся в собрании Государственного исторического музея.
Край щитов оковывался металлическим ободком, на который можно было принять рубящий удар (Polyaen. VIII, 7, 2). Единственный образец такого рода из раскопок Пантикапея сохранился в длину почти на 40 сантиметров. Ширина металлической полосы с немного изогнутым внешним краем составляет около 5 сантиметров.
Вес щита в целом составлял около 6 килограммов и позволял маневрировать на поле боя. Эксперименты показали, что подобные щиты были достаточно прочными. Дротик пробивал их с трудом, а после пятнадцати сильных ударов на внешней стороне оставались только легкие порезы. Чтобы предохранить щиты от воздействия влаги, во время похода на них обычно надевали кожаные чехлы, снимавшиеся перед сражением. В сохранившихся римских чехлах спереди имеется круглое отверстие для умбона.
Глава 3
Боспорская армия на полях сражений
Заимствование и развитие боспорской пехотой и конницей ряда элементов сарматского вооружения и снаряжения были вызваны постоянным противостоянием соседним кочевым племенам. Это неизбежно должно было привести к использованию характерных для сарматов тактических приемов — внезапному нападению; прорыву линии построения противника ударом компактного строя тяжеловооруженных всадников (при необходимости с перестроением и вторичным ударом); разгрому противника по частям. Исходя из структуры боспорской армии, данный список можно дополнить необходимостью взаимодействия пехоты с тяжелой и численно преобладавшей легкой конницей.
Наибольший эффект панцирная конница на поле боя достигала атакой на строй противника плотно сомкнутой массой при надежном прикрытии флангов. После прорыва линии обороны врага и отсутствия необходимости перестроения бой для катафрактариев — в том случае, если противник обладал сходным вооружением, — очевидно, превращался в серию отдельных поединков. Удар длинной пики, усиленный тяжестью доспеха, скоростью и массой коня, был страшен, и менее удачливый всадник вылетал из седла и часто лишался жизни. Древко пики нередко ломалось, как тростинка, и тогда катафрактарию приходилось полагаться на длинный меч и ждать, пока оруженосец подаст новую пику.
Описание Тацитом битвы союзного сармато-иберо-албанского войска с парфянами в 35 году н. э. показывает, что тяжеловооруженные конные воины могли вполне успешно взаимодействовать с пехотой, заставляя врагов «биться в неравных условиях, ибо сверху на них обрушивали удары всадники, а снизу поражали не отстававшие от них пехотинцы» (Тас. Ann. VI, 35). Но если для сарматской кавалерии взаимодействие с пехотинцами это лишь эпизод, то на Боспоре этот тактический прием, очевидно, был хорошо отработан, особенно на случай столкновения с вражеской панцирной конницей. Такой знаток военного дела, как Аммиан Марцеллин, специально отмечает целесообразность размещения пехоты среди всадников в случае битвы с «закованными в железо воинами», поскольку «пехотинец в опасную минуту боя, когда все внимание сражающегося сосредоточено на противнике, незаметно подкрадываясь по земле, ударом в бок коню может свалить всадника, если тот не побережется, и без затруднений убить его» (Amm. Marc. XVI, 21–22).
Вероятно, именно такие хорошо обученные боспорские воины находились в составе вспомогательных римских войск в балканских провинциях Мёзия и Паннония и на восточной границе империи, в Каппадокии и Армении. В частности, для Мёзии между 45 и 157/158 годами нам известна I Боспоранская ала — кавалерийский отряд с названием, указывавшим на его происхождение. Он относился к разряду квингенарных ал, то есть включал 16 турм по 30 человек и 34 лошади в каждой. Очевидно, в случае необходимости эти всадники могли сражаться и пешими в роли лучников.