Следует отметить, что на поле битвы панцирный доспех грозных катафрактариев нередко мог стать их «ахиллесовой пятой», и без помощи легкой конницы и пехоты они могли понести тяжелые потери. Ведь в случае потери коня или падения на землю они становились крайне уязвимы. Существенным условием для успешного их применения было наличие ровного широкого пространства. В случае нарушения боевого порядка эти всадники из-за малой маневренности оказывались едва ли не беззащитны. Описывая нападение на провинцию Мёзия девятитысячного отряда сарматского племени роксоланов, Тацит отмечает, что, когда сарматские лошади увязли в глубоком и рыхлом снегу, римские солдаты, свободно двигавшиеся в легких кожаных панцирях, беспрепятственно закидывали тяжеловооруженных противников дротиками и копьями и пронзали короткими мечами. К тому же, если катафрактариям не удавалось рассечь линию противника после первой атаки, повторить ее было достаточно сложно (Тас. Hist. I, 79; Veget. III, 23).
Скорее всего главная роль в боспорской армии при столкновении с противником отводилась коннице, тогда как тяжелая пехота, выстроенная фалангой, была основой боевого порядка и в случае необходимости могла успешно выполнять оборонительные функции и противостоять атаке вражеских всадников. Легковооруженные воины, очевидно, покидали ряды тяжелой пехоты, метали дротики и возвращались на свое место или взаимодействовали с конницей в столкновении с противником. При этом лучники были в состоянии поражать стрелами живую силу врага, стреляя через головы своих товарищей по оружию.
Для условий Северного Причерноморья, где преобладает ровная открытая местность, можно предполагать большую роль военного обоза. Повозки, поставленные кругом наподобие укрепленного лагеря, легко было использовать для предотвращения внезапного ночного нападения (ср.: Veget. III, 10; Amm. Marc. XXX, 2, 18–19), a также в целях эффективной обороны в случае неудачи в сражении.
Судя по всему, военные действия боспорской армии носили в основном оборонительный характер и были нацелены прежде всего на отражение нападений соседних варварских племен. При более масштабных военных акциях для достижения победы над врагом могли привлекаться контингенты римских войск.
Яркими иллюстрациями действий боспорской армии на поле боя являются росписи пантикапейских склепов римского времени. Самый ранний из них — уже упоминавшийся склеп второй половины I века, открытый в 1841 году директором Керченского музея А. Б. Ашиком; он, возможно, принадлежал одному из боспорских царей. К сожалению, о его росписях можно судить только по рисункам, изготовленным художником А. М. Стефанским сразу после открытия склепа. Впечатляет нарисованная на одной из стен картина боя, расположенная под изображением загробного пира. Два отряда конных воинов с пиками наперевес во весь опор несутся навстречу друг другу, а между ними уже лежит груда мертвых тел. Группа боспорцев, атакующая в сомкнутом боевом порядке, представлена слева, что соответствует характерному для греческого искусства «направлению победителей». Это героизированные всадники с непокрытыми головами в длинных кафтанах, через треугольный вырез которых видны чешуйчатые панцири или нагрудники. Им противостоят воины в каркасных шлемах конической формы и панцирях двух типов. У одних, в том числе у погибших, они короткие чешуйчатые, без рукавов, у других, чей высокий социальный ранг подчеркнут трехчастными эмблемами на шлемах, — панцири пластинчатые, с рукавами до локтей, длинные до пят. В последнем случае фигуры воинов были показаны в копии несколько необычно: сидящими по-женски, что совершенно невозможно для тяжеловооруженного всадника.
М. И. Ростовцев считал, что женская посадка и доходящий до низа ног пластинчатый панцирь-кафтан этих участников сражения являются несомненной фальсификацией{107}. Впоследствии оказалось, что в отношении панциря он ошибался. Что касается посадки, то как только не пытались ее объяснить! Вот только некоторые из предложенных объяснений: лошади всадников-катафрактариев имели пластинчатый панцирный доспех, неверно воспринятый при копировании фрески; неустойчивая «дамская» посадка использовалась для демонстрации пренебрежения к противнику; наконец, конным воинам, одетым в длинный неразрезанный панцирь, ничего не остается, как сидеть боком. Впрочем, уже М. И. Ростовцев полагал, что на самом деле это изображение сидящих на лошади всадников, у которых левая нога выдвинута вперед, а правая, по другую сторону лошади, отброшена несколько назад. После длительной дискуссии следует признать наиболее близкой к истине следующую точку зрения: художник действительно неверно интерпретировал вполне обычную посадку всадников и изображение длинных доспехов, естественно, имевших разрезы. Следует отметить, что многих исследователей ввело в заблуждение стремление боспорских живописцев к максимальной фронтальности изображения социально значимых персонажей и определенной симметрии композиции. Ведь на этой и других боспорских фресках во всех случаях левостороннего движения всадники с копьями наперевес оказываются левшами, то есть их фигуры как бы зеркально вывернуты. Только так можно было избежать их показа со спины, что, конечно, нарушило бы торжественно-парадный характер росписей склепов.
Не менее интересен для истории военного дела Боспора склеп конца I — начала II века, открытый в 1872 году на северном склоне горы Митридат. Часто его называют «Стасовским», так как первое исследование и публикация открытых там росписей принадлежат перу известного художественного критика В. В. Стасова (1824–1906). Он отнесся к данному поручению Императорской археологической комиссии с большой ответственностью: побывал в Керчи, сверял на месте рисунки художника и археолога Ф. И. Гросса, консультировался с известными специалистами за границей. Многие детали были уточнены и М. И. Ростовцевым, дополнительно изучавшим эти росписи в 1905 году.
Владелец склепа, очевидно, был крупным военачальником. По обе стороны от центральной ниши-лежанки, ставшей местом его последнего упокоения, на стене запечатлены красочные сцены из военной жизни. На одной из них показано столкновение боспорского войска с вражеской конницей. Слева скачет катафрактарий в коническом шлеме и чешуйчатом панцире с разрезом поверх коричневого кафтана с длинными рукавами. Развевающийся за его спиной плащ красноватого оттенка создает впечатление быстрого движения. За всадником движется тяжеловооруженная пехота с короткими копьями и белыми овальными щитами, имеющими металлические умбоны и оковку по краям, переданным коричневой краской[5]. Навстречу им несется на белой лошади вражеский лучник в синем плаще, на полном скаку пускающий стрелы. Он облачен в коричневый кафтан, синие штаны и очень низкие сапоги. На левом боку у него висит длинный меч в ножнах. За ним следует катафрактарий, по защитному вооружению отличающийся от боспорского только тем, что его панцирь имеет длинные рукава. Между обеими группами на земле валяются окровавленные тела поверженных врагов боспорцев. Один из них пронзен копьем со сломанным от удара древком, у другого отрублена голова, рядом смертельно раненная лошадь с застрявшим в шее сломанным копьем. Седло на ее спине показано с выделенным выступом передней луки и свешивающимися тремя ремнями, под ним красный чепрак. Наряду с общим схематизмом в этой сцене, безусловно, присутствует захватывающая динамика конного сражения, в котором запечатленная атака уже не первая. Два преломленных копья явно носят символический характер, показывая, с одной стороны, мощь всадника-победителя, с другой — сокрушенную силу противника.
Другой сюжет представляет бой между боспорским тяжеловооруженным всадником и пешим варваром, возможно, тавром. Варвар изображен с определенным этнографическим реализмом без шлема и панциря, с длинными волосами, усами и торчащей бородой. Он одет в кафтан красного цвета, черные штаны и короткие желтые сапожки. Вооружен варвар коротким мечом и ромбовидным щитом, обведенным по краю бурой полосой, скорее всего деревянным или кожаным. Такая форма щита достаточно редка, так как плохо защищает плечи, грудь и бедра. Такой же ромбовидный щит мы видим в изображении трофея на монете царя Аспурга и в серии терракотовых статуэток-гротесков II–III веков. Справа пехотинца атакует всадник с длинным копьем в развевающемся за спиной красном плаще с кистями на концах. На нем конический каркасный шлем и чешуйчатый панцирь с разрезами, надетый поверх кафтана. На ногах этого персонажа узкие красные штаны и белые сапожки. Под воином гнедая лошадь со схематично трактованным седлом округленной формы и уздечкой, с которой свешивается большая черная кисть, возможно, обозначающая высокий социальный ранг изображенного лица.
5
Тематически к этой группе примыкает описанное выше изображение таких же воинов во главе со знаменосцем на западной стене центральной ниши.