Психологический перелом произошел в обоих противостоящих лагерях под Москвой: столицу охватило ликование по поводу побед кн. Михаила и при виде хлебных обозов, а Тушино погрузилось в уныние, в нем начались ссоры и разброд. В этот момент очередное посольство от польского короля предложило тушинским полякам перейти в его войско, осаждавшее Смоленск, — самозванца послы даже не поприветствовали. Испугавшись выдачи и измены своих сторонников, «Дмитрий» бежал в Калугу в ночь на 27 декабря 1609 г. Тушинский лагерь доживал свои последние дни.
Тем временем Скопин, следуя избранной тактике постепенного обложения противника, вынудил Сапегу отступить из-под Троицы в Дмитров, а затем окружил его «острожками» и в этом городе. Отряды конницы, а также русских и финских лыжников перерезали дороги, нападали на фуражиров и занимали небольшие селения; отдельные полки атаковали Ростов и Кашин (и далее Ржев, Старицу и Белую). Везде с полками русских воевод шли роты наемников. Поляк Н. Мархоцкий, пробираясь к Дмитрову по глубокому снегу, скрывался от разъездов французской конницы и отрядов финских и русских лыжников[137] — переворачивалась еще одна страница русского Апокалипсиса!
Последняя крупная битва с тушинцами — под Дмитровом — закончилась очередным поражением войск Сапеги[138]. Не имея больше ни сил, ни морального духа для продолжения борьбы, гетман отвел остатки своих полков к Волоку-Ламскому, куда в ночь на 7 марта 1610 г., запалив лагерь в Тушине, ушли и части Ружинского[139]. В Волоке поляки и казаки разделились: верные Дмитрию двинулись с Сапегой в сторону Калуги, а решившиеся присоединиться к польскому королю остались частью в Иосифо-Волоколамском монастыре («Осипове»), а в большинстве своем со Зборовским ушли к Вязьме. 12 марта 1610 г. князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский и граф Якоб Делагарди вступили в столицу, триумфально завершив свой освободительный поход. Теперь предстояла встреча с еще одним, не менее грозным противником — польско-литовским войском короля Сигизмунда, уже полгода деятельно осаждавшим Смоленск.
Глава 7. Начало польско-литовской интервенции в Русском государстве (1609–1611)
7.1. Начало русско-польской войны 1609–1618 гг
Возможность открыто вмешаться в дела охваченной гражданской войной «Московии» стала обсуждаться в Польше на государственном уровне в 1606–1608 гг. Известия о непопулярности царя Василия, о слабости русского войска и его поражениях от повстанцев, а затем польских наемных отрядов укрепили мнение правящих кругов Речи Посполитой, что настал удобный момент для интервенции под предлогом «прекращения кровопролития» и Смуты. Этому способствовали сигналы из Москвы, от влиятельных бояр и прочих сановников, что они не прочь увидеть на царском троне сына короля Сигизмунда — королевича Владислава (1606–1608). Одновременно при королевском дворе стали обсуждаться проекты решения внутренних проблем Речи Посполитой за счет присоединения к ней России на условиях неравноправной унии и путем захвата ее земель по типу заморских колоний Испании и Португалии[140]. В таком случае города объявлялись «вольными» и заселялись колонистами-горожанами из Польши (т. е. немцами, поляками и евреями), крепости занимались надежными гарнизонами, а поместья раздавались обезземеленной польско-литовской шляхте и верным русским дворянам (сочинение П. Пальчовского «Koleda moskiewska» (1609) и речи на Сейме (1611). Столь воинственные замыслы оттеснили на второй план умеренные проекты конца XVI в. о постепенном «просвещении» и «цивилизации» русских путем воздействия на них в рамках государств, объединенных личной унией. Впрочем, поступки С. Жолкевского в ходе кампании 1610 г. показывают, что гетман предпочитал действовать по «умеренному» сценарию и не верил в успех грубого завоевания страны.
140