Но Кир просто продолжил раздевать меня.
— Я слушал, Лара. Ифтен взял командование над армией, они примерно в миле отсюда. Мы останемся в стороне от них и будем ухаживать за тобой, пока ты достаточно не окрепнешь, чтобы продолжить путешествие на Равнины. Всё будет хорошо, огонь моего сердца.
— Выпейте.
Я взглянула в лицо Гила. Он стоял с чашей, стараясь выглядеть уверенным и сведущим. Именно тогда я почувствовала, что впервые стала пациенткой. Я облизала пересохшие губы, посмотрела на чашу, а затем снова на юное лицо.
— Лотос, — сказал он и бросил самый строгий взгляд. — Пейте.
Я подняла дрожащую руку, но Кир взял чашу, сел рядом со мной и заставил меня выпить. Меня не потребовалось долго упрашивать. Я была лишь рада дремоте, вызванной действием лотоса. Как только чаша опустела, Кир закончил раздевать меня и ровно уложил под грубое одеяло.
— Она потеет, Гил.
— Я позабочусь о ней, — ответил Гил не в силах скрыть дрожь в голосе. — Нам потребуется больше воды.
— Ручей совсем рядом. Мы с лёгкостью принесём ещё, — ответил Маркус, собрав несколько вёдер. Он помолчал и посмотрел на меня с беспокойством. — Если Потница так ужасна, как вы говорите, может быть, нам отстричь ей волосы. Иначе они быстро загрязняться и спутаются.
— Нет, — нежно ответил Кир, убирая волосы с моего лица. — В этом нет необходимости. Я заплету ей косу. Я не позволю их остричь.
Маркус фыркнул и вышел из палатки. Айсдра пошла за ним, но я на мгновение увидела её лицо, на котором читалось беспросветное горе. Гил был занят, готовя полотенца. Я уставилась на Кира, который ловко управлялся с моими волосами, обхватив мою голову рукой. Его пальцы нежно массировали скальп, ещё больше усмиряя боль. Или, быть может, это начал действовать лотос. Я будто немного парила, но не хотела говорить ему об этом. Печаль наполнила моё сердце, и из глаз хлынули слёзы. Я убила его, моего сильного красивого любовника, убила своей гордыней и высокомерием. Я потянулась вслепую и почувствовала его холодную ладонь. Сосредоточилась, изо всех сил попыталась сконцентрироваться.
Он опустил своё лицо ко мне.
— Лара?
— Это всё я виновата, — чётко прошептала я. — Мне так жаль, так жаль.
— Лара, — его голос был таким нежным и настойчивым, но лотос окончательно взял надо мной вверх.
"Папа? Папа!"
Так жарко, так темно. Где папа? Сад засох, солнце опалило мою кожу. Я бежала по тропе, пытаясь найти папу. Позади меня бежал Ксиманд, такой злой и сердитый. Он собирался убить меня. Он схватил меня, и я заплакала, стала вырываться. Папин голос прорезал пламя, но он говорил не со мной, не поддерживалменя. Что я такого натворила, что он рассердился на меня?
— Папа? Что такое «папа»?
— Имя для мужчины-тхиэ. Она думает, что ты её отец.
— Её тхиэ?
— Поговори с ней. Заставь её выпить хоть что-нибудь.
"Тише, Лара".
Папин голос звучал как-то странно, но глубоко и нежно. Его холодные руки коснулись моего лица.
"Всё хорошо. Я здесь, малыш".
О мои зубы ударился край чаши.
"Пей".
В рот потекла вода, и я проглотила её, сухость прошла. Я расслабилась в папиных объятиях, успокоилась. Я в безопасности, в надёжных руках. Ксиманд меня не обидит. Хотя пламя всё ещё могло причинить мне вред, но папа качал меня в своих объятиях.
Но когда он успел так сильно обгореть?
Я стояла у колодца на деревенской площади. Было тихо и темно. Я осмотрелась и увидела мёртвых жаворонков на земле. Их маленькие лапки застыли, песни смолкли. Стоило мне закрыть рот от ужаса, как двери домов распахнулись, и начали появляться мертвецы. Они двигались медленно, бормоча что-то под нос, спотыкаясь, но верно направляясь ко мне. Их глаза горели огнём.
Дверь в храм открылась, и вышел Эпор. Его нежное улыбающееся лицо прогнало мои страхи. Я окликнула его, и он пошёл ко мне. Но когда он приблизился к толпе, его лицо исказилось в рыке, и он присоединился к сельчанам в их песнопении.
"Ты убила нас. Ты убила нас".
Нет, нет, нет, о Богиня, прости меня, пожалуйста, прости меня, Эпор.
Я прижалась к колодцу, чувствуя, как лебёдка врезается мне в спину. Они всё наступали, давили, выкрикивая свои обвинения. Среди мертвецов была и Рахиль. Она подняла руки, проклиная меня, и её голос разрезал небеса.
Я повернулась и глянула в колодец, ища спасения. Но мёртвые были и в колодце. Они протягивали ко мне руки, как будто желая утянуть на глубину. Я опять закричала и в ужасе оглянулась. Эпор стоял передо мной, занеся палицу.
"Эпор, пожалуйста, не трогай меня!"
— Эпор никогда не навредит тебе, Лара.
— Она не слышит тебя, Айсдра.
В ужасе я искала дорогу к воротам. Но мёртвые лежали у моих ног, их разложившиеся сухие тела лежали на моих ступнях, точно дрова на похоронный костёр.
А затем появился Ксиманд. Безумие плясало в его глазах, подобно пылающему факелу, что он сжимал в руке.
"Умри, шлюха."
Он бросил факел мне под ноги.
Вспыхнуло пламя —я закричала...
Я горела.
В замке было темно, но камни холодили ноги. Я с радостью восприняла тишину и спокойствие. Но пока я ходила по залам, камни начали нагреваться, и на ногах выступили волдыри. Знакомые коридоры превратилась в лабиринт, и я потерялась в нём на веки вечные.
— Она перестала пить.
Я ввалилась в кухню. Анна лежала на полу, потея и стоная от боли. Озар сидел за столом с кружкой эля в руке. Я тронула его за плечо, и он рухнул на пол, словно сломанная кукла.
— У неё запали глаза, как у Эпора.
Я бежала, неслась, взывая к Богине о помощи. Ворвалась в церковь, но скамейки были полны мёртвых и умирающих, жертв Потницы.
Архиепископ Дризен и дьякон Бродус стояли перед статуей Леди. Их пропитавшиеся потом мантии волочились по полу. Двое алтарников, мужчин из дома Рахиль, помогали со службой.
— Может, ты вспомнишь, что ещё можно попробовать? Из её уроков?
Все они игнорировали мои мольбы и крики, расхаживая у ног мраморной статуи. Прохладный покой часовни наполнил меня, и я опустилась на колени. Богиня потянулась ко мне, и с радостным сердцем я протянула руку, чтобы коснуться её, желая лишь покоя её садов, где буду пребывать вечно.
Но она отдёрнула руку прежде, чем коснуться меня, и лишь тогда я посмотрела на лик Леди и поняла, что и она потеет. Страдает, как и её народ. Треснул мрамор, и Леди подняла руки и призвала своего супруга, Священное солнце, и пламя обрушилось на мою кожу…
— У меня есть идея.
Я горела.
…смерть земли, рождение воды...
Я горела.
Жар охватил всё моё тело. Бежать было некуда. Он был в моей крови, в лёгких, в каждой конечности моего тела. Я попыталась облизать губы, чтобы найти драгоценную влагу во рту, но безуспешно. Мой язык высох и стал безжизненной плетью, а губы потрескались и жгли. Пот тёк по моим грудям и коленям, высыхая также быстро, как и проступая. Остался лишь жар. Я горела. Я попыталась открыть глаза и увидеть, что происходит, но мир расплылся в одни гигантские пятна. Не осталось никаких ощущений, кроме боли в висках и жара языков пламени, что лизали мою плоть. Я попыталась потянуться, но мои руки схватили лишь сухой воздух.