Возможно, где-то удача, а скорее всего, профессиональный опыт и знание изнутри особенностей работы польской спецслужбы вывели группу Сосновского на одно из ключевых звеньев нелегальной сети ПОВ, так называемую боевку. По заданию польской разведки ее агенты-боевики готовили террористический акт против командующего Западным фронтом М. Тухачевского. Благодаря помощи Юны Пшепилинской, которую привлек к сотрудничеству Игнатий (впоследствии она стала его женой), особисты своевременно получили информацию о ходе подготовки покушения и сумели его предотвратить.
С помощью других помощников из числа членов ПОВ Сосновскому и Стацкевичу удалось выявить еще ряд польских агентов и диверсантов. В процессе последующей разъяснительной работы с ними, проводившейся Артузовым и Сосновским, некоторые из них «идейно разоружились» и перешли на сторону советской власти. Такой поворот в операции подтолкнул контрразведчиков к новому и неординарному ходу. По согласованию с руководством ВЧК Артузов с помощью Сосновского решил нанести еще один мощный, на этот раз пропагандистский, удар не только по польской разведке, но и по армии.
В первых числах октября 1920 года над окопами польской армии несколько дней кружил старенький «фарман». Из него на головы солдат и офицеров вместо бомб сыпались тысячи листовок. Это было «Открытое письмо к товарищам по работе в ПОВ — офицерам и солдатам польской армии, также студентам — товарищам по университету от Игнатия Добржинского».
В нем Добржинский писал:
«Еще минуту назад я находился на вашей стороне, вместе с вами я был обманут словами «Родина», «независимость», «свобода и счастье народа», лозунгами, содержание которых было и есть «капиталистические прибыли за счет трудящихся масс», «ложь», «темнота и нищета». Я имею право и обязанность немедленно после свободного и решительного перехода на сторону революционной борьбы сообщить вам и широким кругам, позорно обманутому и проданному собственной буржуазией нашему народу о своем поступке. Вместе со мной открыто и добровольно отказались от работы против революции все мои идейные сотрудники, присланные в Россию из Польши. Большинство из них уже крепко стоят вместе со мною в рядах Революции».
Сегодня обращение Игнатия Игнатьевича, возможно, кому-то покажется наивным, а у кого-то вызовет саркастическую улыбку. Но тогда, в бурные двадцатые, когда Европа бредила социалистическими идеями и сотрясалась от революций, его слова не были пустым звуком. Они оказалось опаснее бомб и отозвались эхом грандиозного обвала польской разведывательной сети. Десятки агентов ИОВ добровольно отказались от проведения подрывной деятельности против советской власти. Ряд из них, Пшепилинская, Роллер, Гурский, Стецкевич и другие, перешли на службу в ВЧК.
Обращение Добржинского вызвало оглушительный скандал и жаркие дебаты в польском сейме. Отдельные депутаты обвиняли руководство 2-го отдела Генштаба «в измене польской центральной разведки в Москве» и призывали к ликвидации ПОВ «как вредной для польского государства организации, члены которой предают Польшу».
Мало того что польская разведка осталась без своих «глаз» и «ушей» — двух резидентур в Петрограде и Москве, она в результате операции Артузова — Добржинского теряла одного за другим агентов, действовавших в прифронтовой полосе. Ярость руководства 2-го отдела Генштаба не знала предела. По всем оперативным канала прошел приказ — при встрече с Добржинским-Сосновским «ликвидировать его немедленно и любыми средствами». С этой целью в Москву был направлен агент-боевик Борейко, но он был перехвачен в пути чекистами и арестован.
Угроза для Игнатия исходила не только от своих прошлых, но и новых коллег. Об этом он не знал и вряд ли догадывался. До поры до времени «честное слово» председателя ВЧК Дзержинского хранило его от необоснованных и надуманных подозрений. Дони имелись, и имелись у весьма высокопоставленного чекиста, каковым являлся начальник Особого отдела Западного фронта Филипп Медведь.
В одном из докладов руководству ВЧК он делился своими подозрениями в отношении Сосновского. В частности, в ноябре 1920 года в личном письме Дзержинскому Медведь писал:
«От товарищей, приезжающих из Москвы, узнаю, что непосредственным помощником товарища Артузова является Добржинский, что Витковский — начальник спецотделения… Я знаю, что тов. Артузов им безгранично верит, что хорошо для частных, личных отношений, но когда их посвящают во все тайны работы, когда отработают в самом сердце 00 ВЧК, то это может иметь самые плохие последствия для нас…»