Скажем, он пишет: «Я спокойно лишь скажу, что всю двухлетнюю войну отмечал я не чем иным, как только победами. Всякий раз, когда дело войны я творил собственными руками, я одерживал победы, которые в истории этой войны являлись эпохами, ибо они всегда были стратегическими победами, а не достижением только тактического перевеса».
Давайте и мы спокойно и более подробно взглянем на одну из «побед» Пилсудского, тем более что она высвечивает ныне забытого героя той войны, открывшего новую эпоху в военном деле.
Первая Конная
Напомню. В апреле 1920 г. Пилсудский, лично командуя Южным польским фронтом, атаковал на Украине две армии (12-ю и 14-ю) советского Юго-Западного фронта, которым командовали Егоров и Сталин, и взял Киев. В 12-й и 14-й армиях в то время было по 4—5 дивизий (в августе в 12-й армии было всего 3 дивизии). Против 12-й и 14-й армий Пилсудский в то время имел три польских армии (6-я, 2-я и 3-я) и две петлюровских. В конце мая Первая Конная подошла к польскому фронту и без проблем прорвала его южнее Киева, вышла в тыл противника и взяла Житомир. За считанные дни непрерывными победами она навела на поляков такой страх, что никакое полководческое искусство Пилсудского не помогало. К примеру, он лучшим своим командиром, судя по всему, считал генерала Рыдз-Смиглы. И вот Пилсудский дает ему приказ оставить Киев и всеми силами ударить по коннице Буденного под Житомиром. Но Рыдз-Смиглы, как пишет Пилсудский, «отвел свои войска вдоль линии Киев, Коростень, Сарны, т. е. вдоль Южного Полесья, как бы старательно избегая возможности столкновения с конницей Буденного».
Польский Южный фронт под личным командованием Пилсудского побежал на запад, гонимый Буденным и теми самыми 12-й и 14-й армиями, которые Пилсудский вдребезги «разбил» накануне. Он пишет:
«Сильнее всего, однако, сказывались эти события не на самом фронте, а вне его – на тылах. Паника вспыхивала в местностях, расположенных даже на расстоянии сотен километров от фронта, а иногда даже в высших штабах и переходила все глубже и глубже в тыл. Стала давать трещины даже работа государственных органов: в ней можно было заметить какой-то неуверенный, колеблющийся пульс. Вместе с необоснованными обвинениями наступали моменты непреодолимой тревоги с нервными потрясениями. Я наблюдал это постоянно вокруг себя. Новое оружие борьбы, каким оказалась для наших неподготовленных к этому войск конница Буденного, становилось какой-то легендарной, непобедимой силой».
Немного о численности этой, по словам Пилсудского, «легендарной силы». По штатам в советской стрелковой дивизии было три бригады по три полка – всего около 60 тыс. человек. А в кавалерийской дивизии три бригады по два кавалерийских полка – всего около 8 тыс. человек.
Но вернемся к Буденному. То, что Южный фронт под личным командованием Пилсудского побежал и стал оголять фланг Северного фронта поляков, вызвало тревогу у командующего этого фронта генерала Шептыцкого. Пилсудский сетует:
«Вызвав в конце июня в Варшаву ген. Шептыцкого для переговоров по всем этим вопросам, я нашел в нем огромный упадок духа. На собрании у меня в Бельведере нескольких генералов он заявил, что война, собственно, проиграна и что, по его мнению, следует какою угодно ценой заключить мир. Мотивы, которые он приводил, заключались в следующем: успехи Конной армии Буденного на юге настолько сильно деморализуют войска на всем театре войны, причем деморализация эта уже сильно чувствуется и в стране, что ему кажется невозможным, чтобы наши усилия могли бы ликвидировать эти успехи».
В результате таких настроений Пилсудский принимает решение: «Именно ввиду постоянного обнажения правого фланга войск, расположенных к северу от Припяти, все отступающим Южным фронтом, я согласился на добровольное, без давления неприятеля, отступление всего Северного фронта примерно до линии немецких окопов» (оставшихся с Первой Мировой войны, – Ю.М.). Т. е. Тухачевский еще не начал наступать своим Западным фронтом на польский Северный фронт, а Пилсудский уже предложил тому отступление на 250 км на запад с оставлением почти всей Белоруссии. И этого добился советский Юго-Западный фронт и, главным образом, 1-я Конная армия Буденного!
4 июля Тухачевский начал наступление на польский Северный фронт, а Пилсудский на юге все еще пытался справиться с Буденным. Был срочно создан польский кавалерийский корпус, и к операции против Первой Конной[2] были привлечены две польские общевойсковые армии: 2-я и 6-я.
В конце июля Пилсудский атакует Буденного этими силами. «К сожалению, – пишет он, – …начало боя было так невыразительно, что хотя конница Буденного, сильно потрепанная двойной атакой, была вынуждена к отступлению, сражение не представлялось мне таким, чтобы я мог рассчитывать на его быстрые и решительные результаты».
И действительно, «…30 июля я приказал запросить ген. Сикорского, командовавшего в Бресте, на какой срок защиты Бреста и его района я могу рассчитывать. Это имело для меня весьма существенное значение, ибо я нарочно оставил на Стоходе части 3-й армии для прикрытия с востока всего Ковельского района, где в то время я намеревался сконцентрировать силы для контратаки, после того как мне удастся покончить с Буденным. Ответ звучал утешительно: ген. Сикорский полагал, что он сможет удержаться в Бресте и его районе около 10 дней. Поэтому, несмотря на то, что операция против неприятельской конницы развивалась медленно, я полагал, что мне удастся ее закончить. К сожалению, расчеты ген. Сикорского оказались ошибочными. Брест пал на следующий день, 1 августа. Пал Брест, а вместе с ним и все мои расчеты».
Но все же «мы впервые за столь продолжительное время имели наполовину разбитую конницу Буденного не на тылах, как это всегда до сих пор бывало, а перед своим фронтом». Пилсудский не упоминает, что это всего лишь на две недели и ценой своего кавалерийского корпуса, который 1-я Конная не упустила случая в том бою вырубить. Тем не менее, «2 августа я вернулся из Холма в Варшаву».
Как видим, начиная с 26 мая, более двух месяцев подряд польские войска под личным руководством Пилсудского терпели поражение за поражением и, тем не менее, Пилсудский пишет, что он всегда одерживал только победы. А ведь Буденный наносил Пилсудскому стратегическое поражение – отступление Южного польского фронта влекло за собой отступление Северного и выход Тухачевского к Варшаве.
Еще теоретик
Но это генеральское хвастовство все же стоит Пилсудскому простить, поскольку он тут не оригинален: похоже, во всех армиях мира это единственное, чему учат в военных училищах основательно. В остальном работа Пилсудского очень выгодно выделяется на фоне других мемуаров как критическим разбором собственных решений, так и осмыслением очень многих военных проблем, которые у других генералов даже не упоминаются. Скажем, о способе отступления: надо ли сразу отходить к основному рубежу или задерживать противника на промежуточных рубежах. О моральном состоянии войск при бое в городе и в чистом поле, и многое другое. Книга маленькая, написана (или переведена?) плохим языком, но очень интересная.
В связи с этим уместно вспомнить еще об одном советском военном теоретике, которого все энциклопедии и историки считают выдающимся, правда, без упоминания, кому, когда и в чем труды этого теоретика помогли. Речь идет о В. К. Триандафиллове, который написал предисловие к книге Пилсудского. В предисловии этот теоретик грудью встал на защиту другого теоретика – Тухачевского – и маленькую, но очень ценную работу боевого маршала, недавно победившего в войне с СССР, через губу назвал и не исторической, и не научной. Что под словом «научный» понимал этот «ученый», известно ему одному, поскольку сам он и маленькую книгу Пилсудского оказался неспособен понять.
К примеру. Пилсудский пишет, что подсчет войск всегда грешит неточностью, так как нижестоящие штабы подают сведения о численности войск так, чтобы вынудить вышестоящее начальство к определенным действиям. Поясню от себя: если запрашивают порционную водку, то вспомнят всех, а если получают задание, то кого-то «забудут». Под Варшавой в состоянии паники и неуверенности из польской армии сбегали дезертиры, но в нее и вливались добровольцы. Штабы не успевали всех учитывать, и Пилсудский оценивает численность штыков и сабель польских армий под Варшавой с разбегом: от 120 до 180 тыс. У Триандафиллова хватило ума такой подсчет высмеять, но смеяться надо было бы, если бы Пилсудский в таких условиях «научно» назвал цифру с точностью до штыка. Кстати, Триандафиллов молчит, что, оценивая численность штыков и сабель у Тухачевского, Пилсудский, не зная точно, применил их норму в 25 % от общей численности в 800 тыс. и оценил силы Тухачевского в 200 тыс. Но в советских дивизиях боевой состав был более 40 %, т. е. Триандафиллов мог бы «научно» поправить Пилсудского и сообщить ему, что при таком счете даже против 180 тыс. польских штыков и сабель у Тухачевского было более 300 тыс. штыков и сабель.
2
Кавалерийская дивизия РККА имела штатную численность чуть более 8 тысяч человек. В Первой Конной в разное время было от 3-х до 4-х кавдивизий.