Такой способ, т. е. беседы, разговоры в минуты отдыха, во время занятий, постоянное общение с солдатами, представлялся самым лучшим, самым действительным. Но он требовал огромного количества работников. Между тем состав Военной организации, хотя и расширившийся после февральских дней, был все-таки ограниченным для того, чтобы охватить все части хотя бы одного петроградского гарнизона. Но лозунги большевизма о мире, о земле говорили истомившимся солдатским массам сами за себя. Их нужно было только в большинстве случаев доводить до солдатского сознания, а это мог сделать всякий, вышедший из пролетариата или беднейшего крестьянства. Поэтому Военная организация вызвала из Кронштадта, который почти целиком находился под большевистским влиянием матросов, могущих хоть сколько-нибудь агитировать благодаря своей твердой вере в дело пролетариата. Сотни сознательных рабочих точно так же были оторваны от своих прямых занятий для проведения этой агитационной кампании. Этих простых, часто малограмотных, но крепко убежденных людей военная организация наскоро инструктировала и направляла в казармы постольку, поскольку удавалось туда проникнуть, не вызывая особых подозрений со стороны соглашателей, агентов буржуазии и примкнувшего к ним офицерства. Таким образом от многолюдных митингов, которые особенно любили соглашательские ораторы, от цирков и театров, залитых электрическим светом, Военная организация перекинулась в казарменные углы, на нары, на дворы, обратилась со словом к кучкам и даже к одиночкам. Матросов и рабочих, членов Военной организации, часто не пускали в казармы, арестовывали, угрожали тюрьмами, расстрелами. В ответ на это агитаторы заводили разговоры с самими непускавшими, с караульными. «Каждый день, — рассказывает один из таких агитаторов рабочий, — мы толкались в одну из рот Измайловского полка, которая славилась своей преданностью эсерам. Цыкали на нас первое время, как на побирушек: «Ну, убирайтесь вон… Шляются тут». Но день ото дня все мягче: «Гражданин, зря эти разговоры… Право, ни к чему, уйдите…». А потом: «Уйдите, товарищ… Видите, кругом — офицерье. Потом как-нибудь…».
Агитаторы не обижались, и действительно через некоторое время солдаты уже мирно беседовали с ними, удивляясь по простоте своей, как это их ловко меньшевики и эсеры водили за нос.
Проникая в казармы, агитатора пользовались каждым занимавшим солдат случаем, чтобы ввернуть несколько горячих большевистских слов, вели беседы с кучками наиболее чутких, наиболее интересующихся. Они оставались в казармах пить, есть, спать и таким образом получали возможность беседовать непрерывно, так как бытовая жизнь солдат на каждом шагу давала им материал для возбуждения солдатского негодования против буржуазии и для внушения необходимости общими усилиями рабочих и солдат победить опасность, которую буржуазия готовит для революции. Перед их простыми, часто грубыми, безыскусственными доводами беспомощно отступали блестящие ораторы меньшевиков и эсеров. Все усилия буржуазии, соглашателей, работавших в большинстве через офицерство и через солдатские комитеты, где тоже прочно засела интеллигенция и офицеры, разбивались о грубую матросскую или рабочую речь, потому что солдатско-крестьянская масса понимала их, так сказать, «нутром», чувствовала в них своих, т. е. тех же рабочих и крестьян. Поэтому и успех такой агитации был поразительный: части быстро ускользали из-под влияния и соглашателей и своих офицеров. Пробыв в казарме и прожив солдатской жизнью три-четыре дня, члены Военной организации возвращались с докладом, в каких полках и что удалось сделать. Обыкновенно после их ухода часть была готова для дальнейшей совместной работы с Военной организацией. Поэтому в такой части организовывалась большевистская ячейка, которая уже сама вела дальнейшую работу по обработке своей части, получая инструкции от Военной организации и путем партийной литературы и газет.