«Королю бубен» стало не по себе. Сложные, противоречивые чувства охватили его. Он завидовал, да, мучительно завидовал всем этим людям, проходившим за окном в честь своего праздника, по своим улицам, своего города. Это и в самом деле был их город, их страна, их праздник. Праздник, к которому он, бывший дворянин и помещик Серж Голубцов, не имел никакого отношения, будь все они прокляты!
И вот они радуются и празднуют, а он, с дурацкой шулерской кличкой «короля бубен», должен, рискуя жизнью, выполнять задания грубого носатого немца, который становится изо дня в день все наглее и требовательнее и грубит дворянину Голубцову, как своему лакею.
Но, с другой стороны, была какая-то особая, жгучая радость в сознании: ведь тем, что он сейчас сделает, будет нанесен удар и по этому враждебному ему празднику и по этой поющей и тоже враждебной ему толпе, прославляющей все то, что лишило его поместья, потомственных привилегий, дворянского герба и всего, на что он имел право с момента рождения и чего его лишили.
И с такими мыслями, захлестнутый волной ненависти и жаждой мести, Голубцов бросился к столу, на котором были разложены документы, и стал снимать их один за другим специальной «лейкой», которой его снабдил господин Крашке.
А второго мая, поздно ночью, сияющий Крашке ворвался, как буря, в личные апартаменты господина военного атташе и выложил на стол кассету от фотоаппарата, которым был снабжен «король бубен». Полковник Вейцель и Крашке, волнуясь от нетерпения, забрались в ванную комнату, служившую и для особо секретных фоторабот, и начали проявлять пленку. В темноте, только подчеркиваемой слабым красным светом фотофонаря, мерно постукивал бачок для проявления, осторожно покачиваемый господином Крашке. Вейцель сопел от волнения — шутка сказать, сейчас выяснится результат такой трудной и сложной работы!
Но вот пролетели установленные для проявления этого сорта пленки несколько минут, проявитель вылит из бачка, затем наполнен чистой водой, потом вылита вода и в бачок залит фиксаж, еще несколько томительных минут, пленка вынута из бачка, и — слава всевышнему! — на ней имеются тридцать шесть отлично получившихся снимков чертежей, расчетов, формул…
— Хайль Гитлер! — заорал во всю глотку Крашке и начал трясти руку полковнику фон Вейцелю.
Итак, был достигнут полный успех. Ночью в Берлин полетела победная шифровка. Утром пришло шифрованное поздравление от Канариса и Пиккенброка и приказ немедленно отправить пленку в Берлин. Как раз в эти дни из Москвы в, Берлин должен был выехать некто repp Мюллер, числившийся корреспондентом Германского телеграфного агентства, а в действительности сотрудник политической разведки. Герр Мюллер охотно согласился захватить с собой небольшой пакетик и обещал сразу по приезде в Берлин передать его по назначению.
Господин Вейцель, принимая решение отправить драгоценную пленку с Мюллером, сразу убивал двух зайцев: во-первых, Мюллер должен был доложить о пленке Гиммлеру, который тем самым информировался о победе господина атташе и при случае мог доложить об этом самому фюреру; во-вторых, получив пленку через Мюллера, адмирал Канарис уже никак не мот присвоить себе лавров полковника Вей цел я, что он нередко делал, и уже волей-неволей должен был объективно доложить о заслугах господина военного атташе.
Наконец, при всем том, адмирал Канарис никак не мог придраться к тому, что пленка была послана с Мюллером, ибо другой подходящей оказии в это время не было, а он сам требовал отправить ее как можно скорее.
Словом, все было задумано очень тонко, и Вейцель потирал руки от удовольствия.
Герр Мюллер жил в отеле «Националы», и Вейцелю не хотелось, чтобы Крашке отнес ему пленку в гостиницу. Поэтому было решено, что Крашке приедет прямо на вокзал проводить Мюллера, что было вполне естественно для пресс-атташе посольства, а там вручит ему драгоценный пакетик.
Так и было сделано. За час до отхода заграничного поезда Москва — Негорелое сияющий господин Крашке выехал из посольства на Белорусский вокзал, заверив полковника фон Вейцеля, что сразу после отхода поезда вернется в посольство и доложит своему патрону, что пленка поехала в Берлин.
2. «ВАРИАНТ БАРБАРОССА»
Уже две недели прошло после этого рокового дня, а и сегодня, все еще лежа в постели и вспоминая все подробности случившегося, господин фон Вейцель не мог сдержать нервной дрожи. Изволь вот при такой злосчастной судьбе оберегать нервно-сосудистую систему!