«СРОЧНОНАХ» — логическая мотивация приближения приказа. Употребляется после быстронаха с целью, как минимум, заставить подчинённого уложиться в последний и сделать всё оперативно.
«ГДЕБЛЯ» — (не путать со словом «гребля») деликатное напоминание об истечении времени, отведённого на решение приказа или составление отчёта. Употребляется обычно непосредственно перед срочнонахом.
«ВЫ И БУ» — мотивированное объяснение подчинённому последствий невыполнения приказа, после нескольких гдеблель. Корректное, уважительное обращение (на вы) и намёк на то, что так можно легко стать б/у (бывшим в употреблении. — Авт.).
«НУВСЁНА» — не женское имя, а достаточно универсальный термин. В обычном смысле — констатация факта невыполнения приказания в срок. А также лишение премии, объявление выговора, подписание или неподписание важного документа, окончание рабочего дня или объявление подчинённому о том, что теперь им будут заниматься на гауптвахте (улица Садовая, 14).
«ШОЗАХЕР» — не немецкая фамилия и не вызов дальнего родственника автогонщика Михаэля Шумахера. В реалии — это указание сотруднику на избыточную сложность объяснительной или рапорта и перегруженность её цифрами, буквами и знаками препинания.
«ГДЕБАБЛОБЛЯ» — скороговорка для развития речи, чаще всего произносимая при задержках денежного довольствия, морского пайка и прочей нелегальной валюты и заносов.
«ЗАВТРАНАХ» — универсальный ответ на любую просьбу подчинённого. Ежедневный завтранах, в отличие от прямого посыла на три неизвестные, сохраняет веру подчинённых в светлое будущее и поднимает настроение.
«УР-РОДЫ-ЁПТЫ» — это не окрик: «Ургентные роды! Срочно принимаем!» Значение несколько проще: «Какие милые лица! Отсутствующие есть?»
«НУВОТБЛЯ» — почти полное удовлетворение результатом работы военнослужащего. Употребляется крайне редко. Чаще используется в конце очередного акта дефекации при рассмотрении сотворённого и уже отчуждённого.
«ДИТЫНАХ» — свойское обращение, утверждающее невозможность предоставить курсанту отпуск, увольнение или отсутствие в наряде.
Разумеется, Будилко также использовал и прочие слова, вроде: «вот», «эх», «на», а когда напивался: «пы», «хы» и «мы», но за речь всё это не считал, стараясь не изменять основному словарю.
В остальном замначфак был душка. За факультет радел и дурака почти никогда не включал.
Кроме сакраментальных фраз, воспроизводимых Александром Ивановичем, в мозгу Костяна отчётливо запульсировала информация, что во время проверки лучше куда-нибудь спрятаться, дабы не отвечать на лишние вопросы: где он, почему он и как он.
Выбор же относительно места укрытия оказался прост. Исчезнуть необходимо следовало именно в рундук. Главное не в первый и не в последний. Опасность раскрытия. Лучше занять какой-нибудь из средних шкафчиков, в них-то он явно не заглянет. Под кровать же лучше ни в коем случае не лезть, поскольку это пространство легко просматривалось при самом незначительном наклоне.
Кроме того, в своём развитии подполковник Будилко не смог удалиться от земли далеко (здесь: имел низенький рост), и по факультету блуждала байка о том, как он, заприметив под кроватью прячущегося курсанта, не спеша подошёл и плюхнулся со всей дури сверху. Говорят, что на лбу у несчастного (несчастный здесь курсант. — Авт.) на всю жизнь остался след в клеточку. След от железной решётки. Прямо на лбу. «Как-то не хочется получить на память решёточку», — подумал Костян и окончательно остановился на рундуке.
Пока Костя раздумывал о месте своего временного захоронения, в коридоре дневальный громко и по-военному отчеканил: «Смирно! Дежурный по курсу, на выход!», после чего по палубе раздались бегущие шаги дежурного. «Блин, Будилко уже здесь», — осознал Костик и, не одеваясь, в одних синих военных труселях, нырнул в облюбованный двумя минутами ранее рундук.
Конечно, «нырнул» — это я громко сказал. Курсантский рундучок, он больше именно рундучок, нежели рундук. Это вам не гардеробная начальника Акамедии. Сильно там не разгуляешься. Костик об этом знал не понаслышке. Аккуратно раздвинув висящие фланки и кителя, он сложился вчетверо и, кряхтя, словно пенсионер, занял каждую свободную частицу своей временной обители.
Внутри оказалось ещё хуже, чем это представлялось снаружи. Стены давили, коленки упирались в ушные раковины, и рукам ничего не оставалось, как смиренно сложиться венком вокруг головы. В тот момент Константин осознал, как тяжело живётся трём категориям граждан: йогам в древнем Тибете, младенцам в утробе матери и прочим товарищам, вынужденным находиться в подобной незатейливой позе.