И тут в дверь кабинета приглушённо постучали:
— К нам посетители, — подала голос дежурная медсестра. — Мама с дочкой.
Ваня оторвался от раздумий и пошёл в коридор. В холле располагалась женщина с прекрасным существом лет тринадцати, которое опасливо косилось на стены клиники имени Мочеиспускательной Системы.
— Ну, что у нас тут? — заботливо спросил юный дежурант.
— Маша, дочка моя, прыгала, и вдруг у неё живот сильно заболел! Мы «скорую» вызвали, и нас к вам отвезли, — отчеканила мама, глядя на врача как на последний оплот в этом хрупком мире.
«Странно, что не в ЧЛХ или офтальмологию, — с негодованием подумал Ваня. — При чём здесь урология??? Да ещё и взрослая».
Иван ещё не знал, что детских койко-мест в СПБ катастрофически не хватает.
— Давайте в смотровую пройдем, что ли… — предложил всё-таки он.
В смотровой комнате, изолировав маму, Ваня стал расспрашивать Машу и в ходе расспроса всё больше запутывался. Во-первых, где именно болит, так и не удалось толком выяснить; подобного раньше у неё вроде не отмечалось. Во-вторых, где прыгала, зачем прыгала и как — тоже осталось глубокой тайной за семью печатями. Маша лишь смущённо улыбалась, косила глаза, и Ваня от неё ничего в итоге и не добился. Мелькнувшая мысль о наличии гинекологических причин отвергалась автоматически ввиду неполучения ответов на более скромные (для рядового человека) вопросы.
«Ладно, хоть живот пропальпирую», — принял волевое решение наш дежурный, вспомнив, что лучше один раз посмотреть, чем сто раз услышать. Его пальчики заскользили по передней брюшной стенке пациентки. Тоже ничего — вроде не напряжён, не вздут, а вроде и…
И тут Ивана настигло внезапное клиническое озарение:
— Маш, а ты после этого оправляться ходила?
— Ну… да, ходила, — прошептала пациентка тихо.
— По-большому? — деликатно спросил Иван.
— Да… — неуверенно подтвердила Маша.
— И какого цвета стул был? — всё же грамотно собранный анамнез — половина диагноза.
— В смысле там, в туалете? — решила уточнить пациентка, как будто она ещё куда-то оправляться ходила.
— Да, в туалете, — не заметил подвоха коллега. — Какого цвета он был?
— Ну, это. Белый! — сама того не зная, девочка выдала информацию, заставляющую любого медика шевелить волосами на голове и холодить под ложечкой.
Белый стул! Маша пригвоздила Ваню. Жёстко и по-взрослому. Его словно по голове обухом ударило — у пациентки камень пошёл, а он тут с ней цацкается! Дежурант уже видел Машу, скорчившуюся от боли, плачущую мать и бегающих реаниматологов-анестезиологов. Мать ругала медиков. Медики ругали Ваню. А он ругал мать. Но уже свою. За то, что родила. То оказался порыв. Секундный порыв.
Из курсантской головы моментально разбежались все свинки и кролики, а место картины «Как я провёл лето» занял вид железной каталки с Машей, накрытой такой же белой простынёй, как и её стул. Ну как же «скорики» пропустили белый стул?! Надо будить ответственного.
А может, он не совсем-таки белый.
— Точно белый? — решил поподробнее уточнить особенности цветовой гаммы экскрементов наш почечный эскулап.
— Да, точно! — своим анамнезом безжалостная Маша продолжала гвоздить его к полу.
— То есть не жёлтый, не коричневый, а вот такой вот, белый? — указывая на свой халат, не верил пациентке доктор.
— Ну да — я же говорю белый! — уже более уверенно настаивала на своём клиентка.
— Как простыня, да? — Ваня начал убеждаться, что скоро прямо на его глазах девочка пожелтеет.
— Как простыня, — подтвердила Маша и кинула Ивану очередную подсказку: — А он разве другого цвета бывает?
Для Вани подсказка оказалась камнем, сброшенным с «Титаника». Он безнадёжно тонул, хотя и пытался ещё махать кому-то руками. То ли дельфинам, то ли айсбергу, то ли ещё кому. В поисках опоры утопающий искал всё новые предметы.
— А у тебя он ВСЕГДА белый??? — Товарищ решил зайти с другой стороны.
— Ну да, всегда, — согласилась девочка. — А у вас что, красный?
Академик решил, что с крысками, кроликами и прочей научной живностью пора завязывать — так рехнуться можно; если у людей помёт белый — это норма, а он об этом только в конце четвёртого курса узнал. Вид его сделался грустным. Руки и мысли опустились. В глазах исчез медицинский блеск. Эскулап Лже-Боткин (а он себя именно так и чувствовал) замолчал и даже как-то совсем потерял интерес к окружающему миру. Так же неожиданно, как и погрузив будущего уролога в шок, пациентка выдернула Ивана обратно: